Шла третья весна осады Карфагена. С воздвигнутого римлянами вала можно было видеть улицы, покрытые трупами мужчин и женщин, умерших от голода. Перебежчики рассказывали, что многие, не выдержав мучений, убивали себя и своих детей. За зиму население огромного города убавилось вдвое. Но и теперь в нем не менее ста тысяч человек.
Сципион Эмилиан решил, что время атаки наступило. К стене, защищавшей внешнюю гавань, были приставлены длинные лестницы. Заработали катапульты. Карфагеняне подожгли внешнюю гавань. Запылали доки и корабли. Море огня преградило римлянам путь. Но все же осаждающим удалось найти почти незащищенный участок стены. Римляне вышли на набережную Кофона, овладели примыкавшим к ней рынком и начали продвигаться по всем трем улицам, ведущим к акрополю Бирсе.
Карфагеняне пропускали римлян вперед, и когда те не ожидали нападения, бросали в них камни, обливали кипятком. Римляне предпочитали двигаться по крышам громадных домов, достигавших высоты в шесть этажей. Они перебрасывали бревна и доски на соседние или противоположные здания и переходили по ним, как по мостам. Так прошли шесть страшных дней уличных боев. Римляне продвинулись почти к самой Бирсе. Но карфагеняне, видимо, воспользовавшись подземными ходами, снова оказались в тылу у наступающих.
Сципион Эмилиан приказал поджечь все три улицы сразу. Пламя пожирало все, что попадалось ему на пути. Треск рушившихся зданий сливался с криками раненых, с воплями обожженных людей. Вслед за огнем шли легионеры. Топорами и кирками они убирали обломки, сбрасывали мертвых и еще живых людей в ямы.
Наконец путь к Бирсе был расчищен. Карфагенский акрополь возвышался нетронутый, прекрасный. Кто знает, сколько еще придется его осаждать? Но ужасы голода и смерти сделали свое дело. Укрывшееся в Бирсе население отправило к Сципиону послов. Пять седобородых старцев в длинных до земли одеждах были приняты римским полководцем. Упав на колени, они просили только сохранить жизнь населению.
Сципион обещал сохранить жизнь всем, кроме перебежчиков и Газдрубала.
Старцы удалились. На следующий день из Бирсы потянулась длинная колонна пленных. Тут было не менее пятидесяти тысяч человек — стариков, женщин и детей.
Девятьсот римских перебежчиков и Газдрубал с семьей укрылись в храме бога-целителя Эшмуна в самой высокой части Бирсы. Шестьдесят каменных ступеней отделяли храм от площади, на которой в былые дни собирались верующие. Теперь на этой площади стояли враги и, подняв головы вверх, смотрели на серебряный купол, украшенный золотыми звездами, на стены храма, облицованные красными гранитными плитами.
По храму Эшмуна из конца в конец, наталкиваясь друг на друга, метались люди. Они сносили в кучу скамьи, срывали с себя одежду, бросались на пол, заламывая руки.
Человек в облачении жреца бормотал:
— Молитесь Эшмуну! Он — могущественнейший из богов — ниспошлет спасение всем укрывающимся в святилище.
Один из перебежчиков, оттолкнув жреца, закричал срывающимся голосом:
— Хватайте светильники! Лучше сгореть в огне, чем погибнуть на кресте!
Храм запылал в нескольких местах, наполняясь удушливым дымом. Пламя подступило к алтарю. Сорвав занавес, оттуда стремительно выбежал человек в блестящих доспехах. Прежде чем его могли остановить перебежчики, он был уже у выхода из храма, и в несколько прыжков очутился внизу, на площади, в ногах у Сципиона. Это был Газдрубал, в течение трех лет руководивший героической обороной Карфагена.
В руке у Газдрубала была оливковая ветвь, в знак мольбы и покорности. Обнимая ноги Сципиона, он кричал так громко, что его голос был слышен не только на площади, но и наверху в храме:
— Пощади! Пощади во имя богов! Спаси моих детей.
Сципион отвернулся. Взгляд его остановился на кровле горящего храма. На краю кровли стояла женщина с двумя детьми. Они прижимались к матери, прячась в широких складках ее одежды.
— Трус! Трус! — кричала она.— Ты хочешь сохранить себе жизнь! Будь проклят!
Жена Газдрубала столкнула в огонь своих сыновей, а затем сама бросилась в пламя. Кровля храма обрушилась, погребая всех, кто в нем находился.
Судьба Газдрубала неизвестна. Вероятно, он участвовал в триумфе победителей и затем, по римскому обычаю, его казнили.
ПРИКАЗ СЕНАТА
Семнадцать дней горел Карфаген. Семнадцать дней корчились в огне лимонные и миндальные деревья, за которыми когда-то старательно ухаживали садоводы. Рушились арки и своды храмов, гибли здания, простоявшие сотни лет и достойные того, чтобы стоять многие века. Гибли в огне спрятанные в тайниках сокровища карфагенских купцов и жалкий скарб бедняков. Пылали библиотеки, хранившие опыт и мудрость народа.