«Да, похоже Пулков прав. Пока не готово заключение СМЭ по последнему трупу, необходимо еще раз ознакомиться с материалами двух предыдущих».
Солнце постепенно поднималось над соснами, все больше и больше захватывая строения между двумя сопками. Вот лучи коснулись административного здания, скользнули вниз и выросли на крыше клуба, одновременно прихватив и два спальных барака, пробежались по баньке, столовой и овощехранилищу и, наконец, осветили все другие строения сразу. Селение казалось вымершим, но, постепенно, стали появляться люди, которые исчезали в домиках, им на смену и вдобавок возникали другие, словно солнышко оживило все вокруг и жизнь закипела своим обычным порядком.
Не поселок и не деревня. Несколько гектаров земли, обнесенной вокруг сплошным высоким забором, называлось «Оздоровительный наркологический центр».
Название, исполненное большими деревянными буквами на дугообразной арке ворот, поначалу шокировало городских грибников, которые по этой дорожке заезжали в свои любимые места. Но сейчас дорога упиралась в огромные глухие ворота и объехать по-другому становилось невозможным.
В ущерб грибникам наркоцентр выигрывал сразу по двум позициям: о нем узнавали люди в городе, благодаря тем же грибникам, которые материли его несусветным образом, и получал он практически закрытую огромную грибную деляну.
Олег Степанович не подвел Мурашову, выполнил все ее требования и даже больше. Он не только нашел практически идеальное огромное место под наркоцентр, но и договорился с местной администрацией о долгосрочной аренде пахотных земель. И центр уже этой зимой имел свои овощи — картофель, морковь, капусту, свеклу, огурцы и помидоры. Не только имел, но и выгодно реализовал городу капусту. Картофель, имея условия для хранения, продавать в больших количествах не стал — придерживал до весны, когда он вырастет в цене неоднократно. Скотоводческая ферма — коровы, телята, свиньи, куры.
Ресторан и кафе Мурашовой теперь предлагали клиентам блюда не только из своих мяса, молока, яиц, овощей, но и фирменные из груздей и рыжиков, благо собрали их в конце лета достаточно.
Денег вложено немерено, пришлось купить пару стареньких, но рабочих тракторов, грузовой автомобиль ЗИЛ-130, микроавтобус, две лошади и другие орудия труда сельского труженика.
Ни пациентами, ни больными людей, находящихся здесь на лечении, Мурашова не называла. Слово лечение она тоже употреблять не любила, называя весь процесс оздоровлением с применением трудотерапии, психотерапии и непосредственно медикаментозного воздействия. Хотя последнее применялось в наркологическом смысле только в самом начале для снятия симптомов ломки и в процессе всего нахождения в Центре для лечения обычных соматических заболеваний, таких как банальная простуда, нарушения деятельности сердечно-сосудистой системы, желудочно-кишечного тракта, естественно, венерических недугов и других болезней, приобретенных воспитанницами ранее. Именно воспитанницами всегда называла Мурашова тех, кого поначалу лично отбирала для оздоровления в Центре.
«Мы должны воспитать и вернуть обществу, семье нового человека, человека, умеющего и желающего бороться с наркотической зависимостью. Ибо вылечить сию заразу пока невозможно, как бы там не говорили и не рекламировались известные Маршаки и другие клиники». Такую задачу ставила она перед Степаном Петровичем Караваевым, врачом-наркологом и руководителем Центра.
Много, очень много кандидатов рассматривала Мурашова на должность директора ООО «Оздоровительный наркологический центр», единственным учредителем которого и являлась лично. Просто хороший нарколог ее не устраивал, в необходимости человеческих, административных и управленческих способностей директора сомнений не возникало. И вдобавок — согласие на постоянное жительство в Центре.
Нашелся такой человек, Диана Сергеевна приняла его на работу, а про себя вздохнула: «Человек не без изъяна — на то он и Человек». Очень уж любил Караваев женщин, старался, как говориться, не пропускать ни одной, а тут сплошные женщины под началом, да не простые, а легкого поведения. Сказала ему прямо и просто, даже грубо: «Захочешь трахаться — трахайся, но без афиши и вреда делу. Залетит кто, причинишь вред оздоровительному процессу воспитанниц — яйца вырву. О жалобах вообще промолчу. А так, если с пользой и удовольствием, мешать не стану». Сказала, как отрубила, нагнав страху на доктора.
Воспитанницы жили, примерно, как в гостинице — одно и двуместные номера. Душ общий в каждом бараке, центральное отопление. Хотя бараком назвать эти здания звучало кощунственно, но здесь так привыкли. Зато банька была отменной и работала ежедневно.
Солнце осветило и Караваева, вышедшего на крыльцо своего личного небольшого коттеджа. Сегодня он вышел пораньше обычного — приезжала сама Мурашова и не одна: везла с собой первого воспитанника. И не ошибся.
Ворота распахнулись чуть заранее, впуская мурашовский джип и микроавтобус с воспитанником, захлопнулись наглухо, отрезав напрочь прошлую шальную жизнь первого мужского питомца.
Их набралось как раз пятнадцать, ровно по количеству оставшихся мест и Караваев предложил устроить что-то похожее на праздник. Вернее торжественный прием, но Мурашова не поддержала его и приказала доставлять каждого по одному — тихо и незаметно. Так, говорила она, будет спокойнее, не возникнет единой, необдуманной сплоченности от отсутствия акклиматизации и лидер проявится гораздо позже.
Мурашова вышла из машины, за ней следом выскочил и Олег Степанович. «Не была до холодов», — подумал Караваев, — «привезла зама по строительству, чтобы лично все проверил и доложил», — и вслух произнес радостно:
— Здравствуйте, здравствуйте, Диана Сергеевна, рады видеть вас в добром здравии.
— И докторам не кашлять, — с улыбкой ответила она.
— Как всегда?
Мурашова удивленно-вопросительно вздернула брови.
— Ну, я к тому, что пойдете сначала все смотреть, с воспитанницами общаться. А потом уж ко мне. На чай.
— Да нет, Степа, — она довольно ухмыльнулась, — сначала к тебе на чай-разговоры.
Караваев сделал приглашающий жест рукой.
— Ну, что ж, идемте.
Необычность поведения Мурашовой немного напугала его, насторожила и скомкала мысли. В Центре все в порядке, но черт знает, что может выкинуть или отчебучить начальство.
Караваев приготовил чай, разлил по чашкам — знал, что одна пить не станет. Наблюдал, как Диана Сергеевна держит чашку двумя руками и догадался: замерзла она, вот и зашла в начале на чаек. В городе минус тридцать, а здесь все тридцать семь, мороз не малый.
Отпив несколько глотков и, видимо, согревшись, Мурашова начала:
— Давай доктор, выкладывай — просьбы, пожелания, предложения.
— Да, собственно, все в порядке, — неуверенно начал он. — Все идет по плану, девчонки довольны. Особенно радует то, что несколько из них уже бывали в подобных центрах. Однако, подобными их назвать тяжеловато — рабский труд, физические наказания за неповиновения и никакого медицинского обследования и лечения. Опять же культурного уровня никакого. Вот они и рекламируют наш Центр усиленно, рассказывают, как плохо и безобразно жили там. А это самый лучший фактор, который сделает нам имя и приведет сюда других воспитанниц.
— И что — никаких просьб и предложений?
— Пока нет, Диана Сергеевна, хотя некоторое беспокойство все же имеется. Да вы и сами знаете какое. Были одни девчонки, сорок пять человек, а теперь пятнадцать парней объявится. Разнополость, естественно, добавит проблемок, все может быть. Вот и волнуюсь, переживаю внутри себя, но говорить об этом пока рано.
— Нет, доктор, совсем не рано. Правильно волнуешься и переживаешь. От того, как ты организуешь труд и отдых, режим в Центре, взаимоотношение полов и станут зависеть твои результаты, результаты оздоровления и имиджа фирмы. Настоящим чувствам не препятствуй, разврат пресекай. Полагаю, что ты справишься в основном и целом, будут, конечно, и исключения, но на то и правила существуют, — она улыбнулась. — Мальчика прими лично, объясни все, но сам по территории не води, не показывай — слишком много чести даже для первого. Ладно, засиделась я тут у тебя, пойду, посмотрю все сама мельком, и до свидания.