2 января Лизелотта фон дер Пфальц пишет своей тете курфюрстине Софии: «Полагаю, что Аврора совершенно необыкновенная личность, так как, совершенно не смущаясь, выходит на прогулки в толпе бюргеров и синдиков, после того как родила бастарда. Мне кажется, Германия очень изменилась с тех пор, как я там жила, потому что о таком бесстыдстве я никогда не слышала...»
Аврора, официально все еще оставаясь куртизанкой Августа, какое-то время еще главенствовала при дворе; когда там появилась Ламберг, Аврора отнеслась к ней с изысканной вежливостью, не высказывая ни неприязни, ни ревности, и вела себя так, как будто в их отношениях с Августом ничего не изменилось. Курфюрст по достоинству оценил поведение своей покинутой возлюбленной и остался с ней в дружеских отношениях, которые, правда, с годами становились все холоднее. Во всяком случае, среди его фавориток она единственная, кого он потом не выдал замуж...
После рождения сына Аврора в ноябре 1696 г. получила от Августа богатые подарки: драгоценные камни, материи, зеркала «и другую галантерею» и 50 000 талеров к Новогодней мессе. Позднее она тоже получала значительные суммы.
Будучи великосветской дамой и обладая к тому же связями в самых высоких слоях общества, Аврора решила сама позаботиться о своей дальнейшей и по возможности независимой жизни: она хотела стать аббатисой Кведлинбургского монастыря.
На этот высокий пост обычно назначались принцессы или представительницы самых родовитых домов. Август был покровителем монастыря, и Аврора могла рассчитывать на его поддержку. Кроме того, она уже давно была знакома с теперешней настоятельницей Анной-Доротеей, бывшей принцессой Заксен-Ваймар, которая ожидала, что графиня, протеже Августа, будет выражать интересы старого монастыря. Авроре также посчастливилось, несмотря на интриги некоторых обитательниц монастыря, стать вторым лицом после настоятельницы и этим обеспечить себе наследование этой должности в случае ее смерти, в результате чего она смогла как нельзя лучше скрыть свою беременность, а также рождение сына от любопытных взглядов и пересудов большого света.
Она была должна также похлопотать об утверждении ее решения императором, что было не так просто из-за «громоздкой машины императорского двора, которая замедляла исполнение любых решений», как писал муж сестры Левенхаупт.
В ожидании этого она, как обычно, неутомимо путешествовала по всей стране (это у нее было общим с Августом), повсюду участвуя в балах и пирушках. А в Гамбурге к ней посватался старый знакомый, незадолго перед тем овдовевший, герцог Вюртембергский Кристиан-Ульрих. Август был против этого брака, поэтому ничего и не получилось. Конечно, она могла бы и сама решиться, однако едва ли она хотела к многим другим своим ошибкам прибавлять еще одну. Чтобы купить поместье Вилксен на Эльбе, она взяла в долг 10 000 талеров, но через несколько лет продала его, и эта сделка была причиной целого ряда судебных процессов, которые еще двадцать пять лет спустя шли полным ходом...
Когда Август, чтобы собрать средства для удержания польской короны, решил расстаться с некоторыми своими землями и через посредничество своего банкира Лемана продал Кведлинбург Бранденбургу, у Авроры тотчас ухудшились перспективы на занятие достойного места в монастыре. Ее сестра графиня Левенхаупт в письме 15 января 1698 г. одному из придворных Августа достаточно ясно описывает ситуацию: «Продажа Кведлинбурга является делом решенным, и аббатиса поставлена в известность посланником бранденбургского курфюрста...
Несчастная принцесса в отчаянии протестует во всех возможных формах против этого неслыханно возмутительного шага... Она может выступать сколько угодно, однако она уже продана вместе со всей своей паствой.
Моя сестра обратилась через этого посланника к курфюрсту Бранденбурга, и тот очень доброжелательно заверил ее, что подтверждает все ее права и выбор по примеру курфюрста Саксонии. Однако слова курфюрста ни для кого не являются законом, тем более его письма...
Между тем сокращается обслуживающий персонал. Уволен главный повар и вся прислуга, значительно уменьшены средства на содержание лошадей. Отменена должность обершталмейстера, уволены многие конюшие, распроданы бесценные дикие звери – леопарды, зубры, обезьяны, попугаи, а их служитель тоже уволен».
Августу было не до этого, он копил деньги для Польши. Аббатиса могла протестовать сколько вздумается – Кведлинбург принадлежал Бранденбургу, который требовал покорности и упорно во всем отказывал аббатисе и всем учреждениям, куда она обращалась за помощью.
Чтобы обеспечить помощь умной и опытной в интригах Авроры в этой безвыходной ситуации, настоятельница в своей грамоте подтвердила ее права на наследование и назначила ее пробстиной монастыря. Однако Аврора обманула ее надежды и ожидания. Она редко бывала в Кведлинбурге, пренебрегла советом аббатисы «отрешиться от света и следовать монастырским заповедям» и все свое время проводила в путешествиях. Она также хотела добиться своих целей через Бранденбург-Пруссию и хотела, напротив, поторговаться и подороже продать свои права на наследование в монастыре. Ведь она была и оставалась представительницей высшего света и находила удовольствие в его блеске и шуме, где по достоинству могли оценить ее умственные и телесные качества. У нее снова было множество поклонников, и она получала множество писем от самых томящихся и самых неожиданных почитателей.
Один из них писал: «Никто на свете не мог бы сравниться с Вами по уму, такому живому. Вы относитесь не к красоткам, которые завораживают только с первого взгляда, а к тем, которые очаровывают тем больше, чем дольше ими любуешься, так как очарование неотделимо от Вас... Уже давно все мои думы только о Вас. И произошло это задолго до того дня, когда я имел счастье увидеть Вас. Умоляю Вас оценить по достоинству тот факт, что я давно очарован Вашим блестящим умом больше, чем красотой, которая может быть подвержена воздействию времени...» Далее он с восхищением описывает достоинства ее внешности и заключает: «Все это должно привести в трепет даже самого бесчувственного».
Даже теперь, перешагнув свое тридцатилетие, она могла соперничать по красоте с более молодыми женщинами. И если сегодня посмотреть на памятную медаль, отчеканенную в честь ее смелой поездки к шведскому королю и представляющую ее как Далилу, низвергающую Самсона (Карла XII), можно с уверенностью отдать должное ее женским прелестям.
Польская авантюра Августа началась очень неудачно, и уже в начале 1702 г. его загнали так далеко, что он страстно желал мира с Карлом XII. Однако он не хотел показывать это открыто, и ему как нельзя кстати пришлось желание Авроры по своим делам навестить шведского короля в его ставке в Митаве. В начале войны Карл призвал к себе всех состоявших на иностранной службе подданных, но Левенхаупт не выполнил этого приказа и даже остался в войсках Августа. Тогда на имущество графа в Швеции был наложен арест, а его самого объявили предателем родины.
Аврора решила предпринять эту поездку не только ради мужа своей сестры, но и с целью возврата милостью короля имений Кенигсмарков. Ведь короля, как пишет Левенхаупт, «она знала с детства. И она напомнит ему, что его умерший отец говорил ей при отъезде», так что она надеялась на успех.
Аврора не хотела отправляться в путешествие без согласия Августа, и из Вроцлава, где она пребывала зимой 1701 г., отправилась в Варшаву. И здесь получила от своего прежнего возлюбленного, фавориткой которого теперь была княжна Любомирская-Тешен, дипломатическое поручение начать переговоры о мире, передать письмо Августа доверенному министру короля Карлу Пипперу, еще одно – самому Карлу и 4000 рейхсталеров на проезд, что было ей очень кстати. Как страдали от войны не только Саксония, но и Швеция, мы можем прочитать в одном из писем Авроры, которая в том же году побывала в Стокгольме, где она нашла «все так ужасно изменившимся, что не могла понять, попала ли ко двору или неизвестно куда, где не могла ничего узнать. Дворян вообще не видно, мужчины на войне, а женщины в большой нужде живут у себя в поместьях. Те немногие, кто не должен отправляться на войну, забились в свои дома, как кроты в норы. Немного осталось таких, которые могут сейчас купить себе новую одежду, еще меньше тех, у кого остались экипажи. Никто не ходит в гости, и со всех сторон слышны только разговоры о мире. Величие двора все то же, что действует весьма успокаивающе, однако там так тихо и холодно, что похоже на картезианский монастырь. В городском театре два раза в неделю ставят комедии. Так как старые дворянские семьи больше не в состоянии посещать их, там можно увидеть только простолюдинов, и потому их приходится уважать».