Из всех его любовниц только Помпадур обладала способностью развеять его скуку. Она старалась каждый раз быть по-новому привлекательной для него и каждый раз придумывать для него новые развлечения. Она пела и играла специально для него или рассказывала со свойственной только ей пикантностью новые анекдоты. А когда какой-нибудь министр надоедал ему с докладами, что, естественно, раздражало короля, она старалась побыстрее выпроводить его, например, если это был Морепа: «В вашем присутствии король прямо желтеет. Прощайте, господин Морепа!»
Она гуляла с Людовиком по роскошным садам летних замков и постоянно сопровождала его из Версаля в Креси, а оттуда в Ла Сель, а оттуда в Бельвю, а потом в Компьен и Фонтенбло.
На Святой неделе она развлекала его концертами духовной музыки и литургиями, в которых участвовала сама. А когда она играла на сцене в театре Этиоля или в Шантемерле у госпожи де Вильмур, ей удалось заинтересовать Людовика своим исполнительским искусством, и она даже создала небольшой театр в Версале, названный «Камерным театром», в одной из примыкавших к Медальному кабинету галерей. Ей удалось вызвать огромный интерес короля к этому новому развлечению. И 17 января 1747 г. театр был открыт для избранной публики всего из 14 персон постановкой пьесы Мольера «Тартюф». В ней участвовали только господа и дамы придворного общества. Пьесы для постановки отбирались тщательно, и «актеры» основательно готовились на репетициях. После одного из таких спектаклей, во время которого блестяще проявились таланты маркизы, король заявил: «Это самая очаровательная во Франции женщина». Маленький театр был в короткий срок наилучшим образом оформлен и получил все необходимое. Специально для него был выбран устав и составлена смета расходов. Прием новых членов в труппу был ограничен определенными условиями. Входной билет был оформлен Кошеном (изв. гравер XVIII века, 1715—1790) в самой изысканной форме.
Однако вскоре в театре стало тесно, а сцена находилась слишком далеко от зрителей. Тогда было решено приспособить для этой цели один из залов со сценой в Фонтенбло, который мог быть достаточно быстро переоборудован. Здесь могли поместиться 40 зрителей и 40 музыкантов. Два балкона предназначались для избранных придворных. Прекрасная акварель Кошена дает нам представление об этом выдержанном в голубых и серебряных тонах, богато обставленном зале, где в этот момент шло представление третьего акта героической пасторали «Ацис и Галатея», и именно та сцена, когда Полифем со своей скалы кричит: «Ты умрешь, о дерзкий, и даже Юпитер не спасет тебя от моего гнева!». На акварели можно увидеть в целом сам зал, блистательную публику в партере, знаменитый оркестр, короля рядом с его супругой Марией Лещинской, одетой, как женщина в годах, и с прической, которая называлась в то время «черная бабочка». Сзади расположились королевские дочери. А во втором ряду направо и налево сидели самые знатные представители придворного общества. Маркиза, изображенная Кошеном с особым мастерством, выступает в известном нам по архивам Арсенала изысканном оперном туалете: в широком платье из белой тафты с ситцевой подкладкой, расписанном раковинами и струями воды, с вышивкой серебром в виде сетки по зеленому сукну. А еще на ней был корсет из нежно-розовой тафты, широкая газовая накидка в складку, серебристо-зеленая, отделанная оборкой другого цвета. На всем наряде в разных местах были живописно разбросаны цветочки и завитушки из такого же газа, отделанные серебряным сетчатым позументом. А еще на ней была мантия из зеленого газа и серебряного позумента, и все это было расшито жемчугом и серебром...
Немногочисленные зрители этого театра, открывшегося 27 ноября 1748 г., составляли исключительно избранный круг сторонников маркизы. Разворачивались интриги, чтобы получить входной билет или роль в спектакле. Знаменитый дамский портной Сюпплис создавал для маркизы настоящие шедевры фантазии и вкуса в виде нарядов, которые еще больше подчеркивали ее очарование. Здесь, в театре, ей удалось проявить себя как личность наилучшим образом в качестве актрисы. Именно здесь она привязала к себе короля лучше всего и надолго. И влияние ее становилось все сильнее. Она даже осмелилась начать борьбу с самим Морепа. Однажды она в присутствии короля потребовала у министра отмены указа от имени самого Людовика. А когда министр объяснил, что это приказ Его Величества, король сказал: «Сделай так, как хочет мадам!» И Морепа должен был сделать вывод, что его влиянию приходит конец... Однако он продолжал борьбу против маркизы. Он надеялся на благоволение короля, дофина, королевы. Но влияние маркизы на короля было сильнее, чем влияние министра на наследника и Марию Лещинскую, и она представила дело так, будто он настраивает семью короля против него самого и распространяет о маркизе дерзкие песенки и пасквили. Она даже намекнула, что Морепа может отравить ее. В конце концов ей удалось добиться отставки и изгнания министра. Итак, одним врагом стало меньше, но их оставалось еще немало. Ее положение упрочилось настолько, что она со снисходительным высокомерием стала принимать у себя даже министров и послов. Теперь она жила в Версале, в апартаментах, принадлежавших когда-то могущественной фаворитке Людовика XIV маркизе де Монтеспан. Только одно кресло стояло в комнате Жанны, где она принимала посетителей, все остальные должны были стоять в присутствии сидящей фаворитки, и только простоватый маркиз де Сувре осмеливался иногда облокотиться на спинку ее кресла...
Ее ложа в театре вплотную примыкала к ложе короля, где они время от времени запирались. Мессу в капелле Версаля она слушала на специально для нее устроенной трибуне на балконе ризницы, где она появлялась одна с книгой в руке во время больших праздников.
Ее быт был обставлен с небывалой роскошью. Молодой дворянин из старинного рода нес ее шлейф, по ее знаку подставлял ей кресло, ждал ее выхода в прихожей. Она добилась награждения своего гофмейстера Коллена орденом Святого Людовика. На ее карете красовался герцогский герб. Прах своей матери она распорядилась перенести в купленный ею у семьи Креки склеп в монастыре капуцинов на Вандомской площади и затем построила там роскошный мавзолей. И, естественно, она в пределах своего могущества постоянно заботилась о своей семье. Ее отец получил во владение Мариньи, ее брат стал маркизом. Для своей единственной в браке с Этиолем дочери, Александрины, которая как принцесса воспитывалась в закрытом монастыре, она планировала брак с незаконным сыном короля, затем с сыном ее давнего противника Ришелье, затем с сыном герцога де Шона. С ним она достигла согласия. Но неожиданная болезнь унесла Александрину, и всем честолюбивым планам маркизы пришел конец. Она долго страдала и не могла успокоиться.
Тогда она обратила «честолюбивую нежность» на своего брата, так как она не могла ввести в придворное общество своего отца, тучного весельчака, «переполненного жизнью, кровью и вином», типичного налогового инспектора невысокого звания. Старый Пуассон, переживший свою галантную супругу почти на 20 лет, дюжий малый, игравший комическую роль в высшем свете, бездумно принимал жизнь такой, какая она есть, всегда был на короткой ноге со смиренно почитаемой им дочерью, своей «королевочкой», как он ее называл, и довольно цинично использовал ее имя в своих целях, а потом умер в том же 1764 г., как и его дочь, от водянки, которую хотел вылечить с помощью вина...