Мария Степановна сняла со стены небольшое зеркало и положила его под уложенные в чемодане платки.
Богатая деревенька была! Стадо какое! Марья Степановна коров не держала, а молочко любила. Держать корову хлопотно да и дорого. Не её белыми ручками сено ворошить да навоз на лопату сгребать. Другое дело, ночью в хлев забраться да какую-нибудь Пеструху выдоить. Бывало, пока кровь у бурёнки из вымени не потечёт, не оставит Марья Степановна кормилицу. Что и говорить, большая деревня была, да вмиг опустела. Пришлось переехать в Сельцо, затем в Пожары, а нынче пришла пора и Ольховку покидать. И эта деревенька опустела.
Марья Степановна прикрыла дверь и шагнула за порог. По разбитой дороге бренчал и стучал за нею её верный старый чемоданишко. Старушка, сгибаемая под тяжестью горба и платков, в изобилии накрученных на голову и шею, медленно брела вон из опустевшей деревни.
На минуту она задержалась у дома горе-дачников. Поначалу ведь всё и неплохо было. Не то, чтоб совсем уж хорошо, но ведь и не плохо.
Приехали люди, несчастные, грустные. Муж у Леночки «прогорел», бизнес потерял, квартиру пришлось продать, чтобы с долгами расплатиться. На оставшиеся деньги – купили дом в Ольховке. Что и делать оставалось мужику – запить и в сарае повеситься.
Мария Степановна живо интересовалась их судьбой. Одно удовольствие, зайдёт, бывало, чайку попить, начнёт с молодкой бабьи разговоры вести. Та ей всё и расскажет. Как и что, как деточек зовут, чем муж занимается, чем живут-могут. Бывало, сидит Мария Степановна у них гостях, да до тех пор не уходит, пока жена с мужем ссориться не начнёт, пока проклинать да упрекать друг на друга не возьмутся. Любо-дорого смотреть. Не живут люди, мучаются.
Да только муж Леночки очень деловой попался. Другой бы кто руки опустил, жену колотить начал, деньги пропивать, а этот – не такой. Хозяйство развёл. Курочек привёз. Бегают его куры по двору, кудахчат, терпеть сил никаких нет. Дети орут, собака лает, куры кудахчат, жена с мужем воркуют. И так Марии Степановне мерзко от всего этого стало, жить невмоготу. Ну, куда такое счастье рядом с домом. Развели зоопарк.
А долго ведь держались.
«Оптимисты», – усмехнулась старушка, припоминая, как поначалу взялась за их любимых кур. По одной курочке на день. Ювелирная работа, надо сказать, кто бы оценил! Не так-то просто под курятник подклад зарывать в ночи, да чтоб никто не заметил: ни люди, ни собака эта.
Впрочем, с собакой Марья Степановна быстро подружилась. Собственно сказать, кости на извод в тряпице вместе зарывали. Собачонка очень копать любила, порода такая. Старушка тихонечко посмеивалась только. Первая курочка той собачке-то и досталась. Знатно глупая пообедала. Вся морда в пуху и перьях. То-то смеху было с утра, когда хозяева её нашли в курятнике пузом кверху. Ох, как её наказывали, любо-дорого смотреть. А как куры стали по одной пропадать, хозяин собачонку и повесил. Там же. В курятнике.
И пошло-поехало. Дети папаньку не взлюбили. Жена за детей заступаться начала, он кричать на жену, что балует их. Хороша жизнь пошла: все друг друга ненавидеть стали.
– Тьфу, как ни крутились, – плюнула старушка на дорогу, поправляя платок, и пошла дальше. – Всё равно моя взяла.
Дом неделю назад только опустел, цветы на окнах не успели засохнуть. Так и смотрел он вслед шагающей старушке с чемоданом, хлопая пустыми глазницами в рюшевых занавесках, брошеный, покинутый, одинокий.
Мария Степановна шаркала ногами по деревенской улице вдоль других брошеных домишек, зарастающих огородиков. Проходя мимо избы с резными наличниками, она остановилась и погрозила кулаком:
– У-у! Михалыч! – пророкотала она. – Что? Выкусил, дурачок?!
Насмотрятся же некоторые фильмов. Ох, и глупый человек. Как это вот так получается: кино люди смотрят иностранное, а методы из этого кино применяют на родной земле? Не растут у нас арбузы в деревне. Что толку их сажать? Что толку ведьму святой водой поливать. Однако, Михалыч бегал, старался, прыскал в неё из бутыли. Думал, Мария Степановна от воды растает. Смешной человек, право слово.
«Кричал что-то еще, – в голос рассмеялась Мария Степановна. – Ах, как ты, Михалыч, глазами вращал. Что за дивный ты был дурак!». Она отломила веточку сирени из огорода того, с кем разговаривала, и прикрепила в петлицу.
– А ведь чего бегать начал, не трогала ведь? – спросила она в пустоту домишки.
Михалыч был художник, всё виды разные по деревеньке выискивал. Найдет, сядет и рисует. Но спрашивать ведь надо, где садиться надумал?
– А что ж ты думал? Старушка сама себе дрова колет? – от души насмеявшись, Мария Степановна шагнула во владения Михалыча.