Кладбищенские аллеи были проложены в хаотичном порядке, без какого-то чёткого плана, что добавляло прогулке определённого очарования. Взгляд Чарли задержался на скульптуре мальчика, спящего в кресле, под которым размещалась эпитафия: «Гадкий мальчик, почему ты не проснулся?» Вдоль одной аллеи, по которой проходил Чарли, стояли исключительно фарфоровые статуи, расписанные синими рисунками. Некоторые были настолько старыми, что уже начали крошиться. На основаниях надгробий темнели выгравированные имена и даты: «Спекулина Гальен, 1887–1922, умерла от окамении», «Лота Вержю, 1908–1932, умерла от окамении», «Альбин Филемон, 1911–1943, умер от окамении»… Очевидно, странная эпидемия длилась очень долго. Чарли ушёл с этой аллеи, обогнул памятник павшим в войне Злоупотребления магией, эпитафия на котором изобиловала прилагательными, прошёл мимо нескольких изваяний скорбящих матерей и вдов и остановился перед пылающей красным цветом яблоней.
Осень благоприятно сказалась на этом дереве, сделав его тучным. Яблоня клонилась под таким количеством красных плодов, что часть их уже гнила на земле. Столь прекрасные фрукты так и манили. Чарли протянул было руку, намереваясь сорвать яблоко, но ветка отпрянула от него. Он снова потянулся за фруктом, но ветка отодвинулась ещё дальше.
– Прекрасно, – проворчал Чарли. – Ну, не хочешь – и не надо.
Тут он заметил простую стелу, стоящую у подножия дерева. На ней были выгравированы имена «Людмила и Арагон Баттернат», а также дата и причина их смерти – магический взрыв, случившийся шесть лет назад.
Вдруг Чарли услышал у себя за спиной хруст и обернулся. Перед ним стояла Мангустина: она только что сорвала с ветки яблоко и теперь с аппетитом его ела.
– У меня есть право, – сказала она. – Это могила моих родителей. Кстати, что ты здесь делаешь?
Чарли неопределённо помахал рукой, давая понять, что забрёл сюда случайно:
– Меня привлекла эта яблоня. Хочешь побыть одна? Тогда я уйду.
Мангустина сорвала второе яблоко и бросила его Чарли: ветка сама опустилась к девочке, вложив аппетитный фрукт ей в ладонь.
– Ешь. Кто знает, когда нам в следующий раз выпадет возможность зарядиться витаминами!
Чарли с удовольствием повиновался. С тех пор как он приехал в Святые Розги, еда серого цвета успела ему опротиветь. А яблоко было красное, пышущее жизнью. На вкус твёрдый плод оказался кисло-сладким, очень сочным, и Чарли наслаждался каждым кусочком.
Между тем Мангустина подошла к стеле и сосредоточенно взирала на надгробие, то и дело откусывая от яблока. Наконец она бесцеремонно отшвырнула огрызок и заговорила:
– Мне было восемь лет, ясно? Я была чистокровной тэдемкой и считала, что мне по праву принадлежит всё, что у меня есть. Мои родители были волшебниками из высшего света, входили в круг лучших людей города и не пропускали ни одного приёма в Академии. Меня обучали лучшие наставники. Вся семья была при должностях – кроме моего брата Готана: он был на десять лет старше меня, гений. – Рассказывая, она срывала яблоки и распихивала их по карманам, в итоге так растянув ткань, что фигура девочки стала походить на карикатуру. – Теоретически рассуждая, можно создавать новые заклинания, но это долго, трудно, муторно, ведь нужно идти в Академию и заполнять кучу запутанных формуляров, на это уходят годы и… короче! Мой брат решил действовать в обход правил. Он начал ставить запрещённые эксперименты у нас дома. Я застала его за этим занятием и… донесла на него родителям.
Мангустина ненадолго умолкла, словно сожаление не давало ей вдохнуть и мешало говорить. Наконец она продолжила:
– Родители решили поймать Готана с поличным. Не знаю, что именно там случилось, я тогда была на уроке интерпретации жестов. Экспериментальное заклинание может быть очень нестабильным. Наш дом взорвался. Родители погибли на месте. Брата ранило, его отправили в Чистилищное, даже толком не подлечив. Полгода он там медленно угасал и в конце концов умер, а мне даже ни разу не позволили с ним увидеться. А я… Академия не знала о моей причастности к этому делу, поэтому для проформы меня отправили в Святые Розги. Вот, теперь ты всё знаешь, конец истории. – Она посмотрела на Чарли и поморщилась. – Тебе тоже придётся взять яблоки, я тебе разрешаю.
Чарли нерешительно протянул руку, и в тот же миг крупный фрукт опустился ему на ладонь – на этот раз ветка не пыталась отстраниться.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить… – Он не знал, что ещё сказать после столь ошеломительных признаний. Кроме того, во взгляде, которым его прожигала Мангустина, смешались гнев и отчаяние. Если он сейчас начнёт её жалеть, Мангустина рассердится – это очевидно. Своими неумелыми соболезнованиями он расстроит её ещё сильнее.