Мак-Каммон Роберт
Кусака
Роберт МАК-КАММОН
КУСАКА
ПРОЛОГ
Мотоцикл с ревом вырвался за пределы Окраины, унося светловолосого паренька и темноволосую девушку прочь от оставшегося позади ужаса.
В лицо пареньку, крутясь, летели дым и пыль; он чувствовал запах крови и собственного взмокшего от страха тела. Девушка, дрожа, прижималась к нему. Они мчались к мосту, но фара мотоцикла была разбита, и парнишка правил, ориентируясь в сочившемся сквозь облака дыма тусклом фиолетовом сиянии. В горячем тяжелом воздухе пахло гарью: запах поля боя.
Колеса подпрыгнули. Мальчик понял: они въехали на мост. Бетонные обочины моста сузились, он сбавил скорость и вильнул, чтобы разминуться с колпаком, потерянным, должно быть, одной из тех машин, что недавно промчались на другой берег, в Инферно. То, чему ребята стали свидетелями несколько минут назад, не шло из головы, и девочка со слезами на глазах то и дело оглядывалась, повторяя имя брата.
"Почти проскочили, - подумал парнишка. - Прорвемся! Про..."
Прямо перед ними в дыму что-то выросло.
Парнишка тормознул и начал выруливать вбок, но понял: времени слишком мало. Мотоцикл столкнулся с возникшей на дороге фигурой, и мальчик потерял управление. Он выпустил руль, почувствовал, что девушка тоже слетела с мотоцикла, а потом перекувырнулся в воздухе и заскользил, немилосердно обжигаемый трением.
Он лежал, свернувшись клубком, хватая ртом воздух, и, с трудом удерживаясь в сознании, думал: "Точно, Бормотун. Бормотун... заполз на мост... и устроил нам бенц".
Мальчик попытался сесть, однако он был еще слишком слаб. Левая рука болела, но пальцы двигались - хороший признак. Ребра казались осколками бритвы, а еще ему хотелось спать, закрыть глаза и будь что будет... но мальчик не сомневался: тогда он больше уже не проснется.
Пахло бензином. Мальчик сообразил, что у мотоцикла пробит бак. Через пару секунд раздалось БА-БАХ!, замерцало оранжевое пламя. На землю с грохотом посыпались куски металла. Задыхаясь, парнишка встал на колени и в отсветах огня увидел, что девушка лежит на спине примерно в шести футах от него, разбросав руки и ноги, как сломанная кукла. Рот был в крови, натекшей из нижней разбитой губы, на щеке - багровый синяк. Но она дышала, и когда он окликнул ее по имени, ее веки затрепетали. Мальчик попытался приподнять ей голову, но нащупал какой-то желвак и решил, что лучше ее не трогать.
А потом услышал шаги, два башмака: один цокал, второй шаркал.
С бешено колотящимся сердцем мальчик поднял голову. Со стороны Окраины к ним кто-то ковылял. На мосту горели ручейки бензина, но это существо шагало сквозь огненные потоки, не останавливаясь, поджигая отвороты джинсов. Оно было горбатое - нелепая, злая пародия на человека, а когда подошло поближе, мальчик увидел, что полный зубов-иголок рот кривит ухмылка.
Он загородил девушку своим телом. Шаги приблизились: цок-шарк, цок-шарк. Мальчик привстал, чтобы дать отпор, но боль прострелила ребра, не давая вздохнуть, стреножила его, и он опять повалился на бок, сипло дыша.
Добравшись до них, горбатое ухмыляющееся существо остановилось и уставилось себе под ноги. Потом оно пригнулось, и над лицом девушки скользнула рука с металлическими, зазубренными по краям ногтями.
Силы оставили мальчика. Металлические когти вот-вот должны были размозжить девушке голову, содрать мясо с костей - он и глазом не успел бы моргнуть - и мальчик понял, что в этой долгой страшной ночи спасти ей жизнь можно только одним способом...
1. РАССВЕТ
Вставало солнце. В призрачных дрожащих волнах жаркого марева ночные твари расползались по норам.
Пурпурный свет приобрел оранжевый отлив. Тускло-серый и уныло-коричневый отступили под натиском густо-малинового и жженого янтаря. От печных труб кактусов и высокой, до колен, полыни протянулись лиловые тени, а грубо обтесанные глыбы валунов засветились алой боевой раскраской апачей. Краски утра смешались и растеклись по канавам и трещинам в неровной шероховатой земле, заискрились румяной бронзой в узкой извилистой ленте Змеиной реки.
Когда свет начал набирать силу и от песков пустыни вверх поплыл едкий запах зноя, мальчик, спавший под открытым небом, открыл глаза. Тело одеревенело, и пару минут паренек лежал, глядя, как безоблачное небо затопляет золотом и вспоминая свой сон - что-то про отца, который пьяным голосом безостановочно выкрикивал его имя, с каждым разом коверкая его все сильнее, пока оно по звучанию не начало походить на ругательство, - но, может быть, ему это только казалось. Как правило, сны мальчика нельзя было назвать хорошими или добрыми, а уж те, в которых куражился его отец, и подавно.
Мальчик сел, подтянул колени к груди, опустил на них острый подбородок и стал смотреть, как над цепями зазубренных кряжей, далеко на востоке, за Инферно и Окраиной, взрывается солнце. Восход всегда ассоциировался у него с музыкой, и сегодня парнишка услышал неистовый грохот воющей на полную катушку гитары-соло из "Айрон мэйден". Ему нравилось здесь спать, пусть даже затекали мышцы, ведь он любил одиночество, а еще - краски пустыни ранним утром. Через пару часов, когда солнце действительно начнет припекать, пустыня станет пепельной и, ей-ей, можно будет услышать, как шипит воздух. Если в середине дня не найти тени, Великая Жареная Пустота испечет твои мозги, превратив их во вздрагивающую золу.
Но пока было хорошо: воздух оставался мягким, и все (пусть ненадолго) сохраняло иллюзорную красоту. В такие моменты мальчику удавалось представить себе, будто он проснулся за тридевять земель от Инферно.
Он сидел среди тесно нагроможденных камней, на плоской верхушке большого, как грузовик, валуна, за округлую форму прозванного в здешних местах Качалкой. Качалку густо покрывала нанесенная краской из распылителя граффити: непристойности, рисунки и лозунги вроде "ХРЕН В ЗУБЫ ГРЕМУЧКАМ". Все это скрывало от глаз остатки индейских пиктограмм трехсотлетней давности. Валун стоял на вершине бугра, заросшего жесткой щетиной кактусов, мескито и полыни, примерно в сотне футов над землей. Обычно мальчик спал именно здесь - с этой выгодной позиции были видны границы его мира.
На севере чернела резкая прямая полоска: это шоссе N_67, появившись из техасских равнин, подрезало бок Инферно, на две мили становилось Республиканской дорогой, пересекало мост через Змеиную реку и, миновав убогую Окраину, снова превращалось в шоссе N_67 и исчезало на юге, где среди раскаленной пустыни высились горы Чинати. Насколько хватал глаз мальчика, дорога была пустынной, только над валявшейся у обочины какой-то падалью - броненосцем, песчаным зайцем или змеей - кружили стервятники. Птицы устремились вниз попировать, и паренек пожелал им приятного аппетита.
К востоку от Качалки лежали плоские, перекрещивающиеся улочки Инферно. Среди приземистых кирпичных зданий центрального, "делового", района лежал маленький прямоугольник Престон-парка с маленькой белой эстрадой, коллекцией кактусов, высаженной городским советом по благоустройству, и белым мраморным ишаком в натуральную величину. Парнишка тряхнул головой, вытащил из внутреннего кармана выгоревшей джинсовой куртки пачку "Уинстона" и прикурил от зажигалки "Зиппо" первую за день сигарету. "Мое вечное идиотское везение, - подумал он. - Прожить жизнь в городе, названном в честь осла". Опять-таки, скульптура обнаруживала изрядное сходство с мамашей шерифа Вэнса.
Выстроившиеся вдоль улиц Инферно деревянные и каменные дома отбросили на песчаные дворы и растрескавшийся от жары бетон лиловые тени. На Селеста-стрит, над стоянкой подержанных автомашин Мэка Кейда, обвисли многоцветные пластиковые флажки. Стоянка была обнесена восьмифутовой изгородью из проволочной сетки, поверх которой шла колючая проволока. Большой красный плакат призывал: "ВЕДИТЕ ДЕЛА С КЕЙДОМ, ДРУГОМ РАБОЧЕГО ЛЮДА!" Парнишка догадывался, что все эти машины до единой собраны из частей краденых автомобилей; самая приличная колымага на стоянке не могла проехать и пятисот миль. Еще Кейд активно снабжал мексиканцев наркотиками. Впрочем, продажа подержанных машин давала Кейду деньги лишь на карманные расходы - свой настоящий бизнес Мэк делал в иной области.
Еще восточнее, там, где Селеста-стрит пересекалась с Брасос, на краю парка, отражая огненный шар солнца, оранжево сияли окна Первого техасского банка Инферно. Три этажа делали его самой высокой постройкой в Инферно, если не считать видневшегося на северо-востоке серого экрана "Старлайта" кинотеатра под открытым небом. Бывало, усевшись здесь, на Качалке, Коди бесплатно смотрел фильм, выдумывая свои диалоги, ерничал, валял дурака словом, проводил время в свое полное удовольствие. "Да, времена и впрямь меняются", - подумал мальчик. Он затянулся и выпустил пару колечек дыма. Прошлым летом кинотеатр закрылся, обеспечив пристанищем змей и скорпионов. Примерно милей севернее "Старлайта" стояло небольшое блочное здание с крышей, похожей на коричневый струп. Парнишка видел, что засыпанная гравием стоянка пуста, но около полудня она должна была начать заполняться. Клуб "Колючая проволока" был единственным заведением в городе, какое еще получало доход. Пиво и виски мощно утоляли боль и обиды.