- Вот мой ответ, - вызывающе проговорил мальчик. - Куриному дерьму куриное дерьмо.
Не успел белый потек доползти до капота, как Вэнс выскочил из машины. Рик проворно отступил на пару шагов, бросил петуха и приготовился встретить надвигающуюся бурю. Петух, задушенно кудахча, опрометью кинулся под прикрытие куста юкки.
Вэнс, понимая, что подносит спичку к динамиту, все-таки потянулся сцапать паренька за ворот, но Рик отскочил, слишком шустро для шерифа, и легко увернулся. Вэнс схватил пустоту, и вокруг него опять закружились Луис и Кортес-парка. Он яростно взревел, занося кулак, чтобы ударить своего мучителя.
Но не успел: где-то хлопнула дверь-ширма, и мальчишеский голос прокричал по-испански: "Эй, Рикардо! Помощь требуется?" За голосом немедленно последовал резкий щелчок, и кулак шерифа застыл в воздухе.
На противоположной стороне улицы на крыльце обветшалого дома стоял тощий парнишка-мексиканец в грубых хлопчатобумажных штанах, армейских ботинках и черной футболке. "Помочь?" - переспросил он, на сей раз по-английски, завел правую руку за спину и плавным движением выбросил ее вперед.
Зажатый в руке кнут резко щелкнул и кончиком взметнул из канавы окурок. Полетели табачные крошки.
Мгновение затянулось. Наблюдая за лицом Вэнса, где явственно боролись ярость и трусость, Рик Хурадо увидел, как шериф заморгал, и понял, чья взяла. Шериф разжал кулак. Его рука безвольно повисла вдоль тела, он всплеснул ею, как сломанным крылом.
- Нет, Зарра, - откликнулся Рик. Он снова был спокоен. - Все нормально.
- Я так, на всякий пожарный. - Карлос "Зарра" Альхамбра намотал кнут на правую руку и уселся на ступеньки крыльца, вытянув длинные ноги.
Вэнс увидел, что к нему по Второй улице идут еще двое. Поодаль, там, где улица заканчивалась тупиком (нагромождение камней и полынь), с края тротуара за ним наблюдал еще один парнишка, с ломиком в руке.
- Ты все сказал? - поинтересовался Рик.
Вэнс ощутил на себе сотни глаз, глядящих из окон дрянных домишек. Тут ему не взять верх, вся Окраина - это огромный Кортес-парк. Вэнс тревожно взглянул на панка с кнутом. Он знал: этой проклятой штуковиной Зарра Альхамбра может выбить глаз ящерице. Вэнс ткнул толстым пальцем Рику в лицо:
- Я тебя предупреждаю! Чтоб после захода солнца никаких "Гремучек" в Инферно духу бы не было, слышишь?
- Ась? - Рик приложил к уху ладонь.
Зарра на другой стороне улицы расхохотался.
- Заруби это себе на носу! - сказал Вэнс и сел в патрульную машину. ЗАРУБИ ЭТО СЕБЕ НА НОСУ, УМНИК! - крикнул он, едва дверца захлопнулась. Полоска на ветровом стекле бесила, и шериф включил дворники. Ручеек превратился в грязное пятно. До Вэнса донесся смех мальчишек, и его лицо запылало. Он дал задний ход, быстро доехал по Второй улице до Республиканской дороги, резко развернул машину и с ревом помчался через мост в Инферно.
- Катись, начальничек! - гикнул Зарра. Он поднялся. - Эх, надо было вытянуть его по жирной заднице!
- Еще успеешь. - Сердце Рика колотилось уже не так сильно; во время стычки с Вэнсом оно стучало, как сумасшедшее, но парнишка не посмел выказать и тени страха. - В следующий раз можешь оттянуться. К примеру, разбить ему яйца.
- Класс! Круши, мужик! - Зарра вскинул левый кулак в приветствии "Гремучих змей".
- Круши. - Рик неохотно отсалютовал в ответ. Он увидел Чико Магельяса и Пити Гомеса, выступавших задорно и важно, словно под ногами у них был не потрескавшийся бетон, а чистое золото. Они шли на угол, чтобы успеть на школьный автобус. - Погоди, - бросил он Зарре, поднялся на крыльцо и вошел в коричневый дом.
Задернутые занавески не пропускали внутрь солнечный свет. Там, где на серые обои падало солнце, они выгорели и стали бежевыми, а на стенах висели в рамках изображения Иисуса на черном бархате. Пахло луком, тортильей и бобами. Половицы под ногами Рика страдальчески застонали. Он прошел по короткому коридору к двери возле кухни и легонько постучал. Ответа не было. Он выждал несколько секунд и постучал снова, гораздо громче.
- Я не сплю, Рикардо, - ответил по-испански слабый голос немолодой женщины.
Затаивший было дыхание Рик шумно выдохнул. Он знал, что однажды утром подойдет к этой двери, постучится и не получит ответа. Но не сегодня. Рик отворил дверь и заглянул в спаленку, где были задернуты занавески и электрический вентилятор месил тяжелый воздух. В комнате пахло чем-то вроде подгнивших фиалок.
На кровати под простыней лежала худенькая пожилая женщина. Седые волосы рассыпались по подушке кружевным веером, смуглое лицо покрывали глубокие морщинки.
- Я ухожу в школу, Палома. - Теперь Рик говорил нежно и внятно, совсем не так, как только что на улице. - Тебе что-нибудь принести?
- Нет, _г_р_а_с_и_а_с_. - Старуха медленно села и сухощавой рукой попыталась поправить подушку, но Рик был начеку и помог. - Ты сегодня работаешь? - спросила она.
- С_и_. Вернусь к шести. - Три дня в неделю Рик после школы работал в хозяйственном магазине и, разреши ему мистер Латтрелл, уходил бы домой позже. Однако получить работу было трудно, да и за бабушкой требовался присмотр. Каждый день кто-нибудь из добровольного церковного комитета приносил ей обед; соседка, миссис Рамирес, время от времени забегала взглянуть, как она, да и отец Ла-Прадо тоже частенько заглядывал, но Рик не любил надолго оставлять бабушку одну. В школе его терзал страх, что Палома может упасть, сломать бедро или спину и будет лежать, страдая, в этом жутком доме до его возвращения. Но обойтись без денег, которые ему платили в магазине, никак не получалось.
- Что за шум я слышала? - спросила Палома. - Какая-то машина гудела. И разбудила меня.
- Просто кто-то проезжал мимо.
- Я слышала, кричали. На этой улице слишком шумно. Слишком беспокойно. Когда-нибудь мы будем жить на тихой улице, правда?
- Правда, - ответил он и той же рукой, что взлетала вверх в салюте "Гремучих змей", погладил тонкие седые волосы бабушки.
Палома схватила Рика за руку.
- Будь сегодня хорошим мальчиком, Рикардо. Учись хорошо, _с_и_?
- Постараюсь. - Он заглянул бабушке в лицо. Глаза закрывали бледно-серые бельма. Палома почти не видела. Ей был семьдесят один год, она перенесла два микроинсульта, зато сохранила большую часть зубов. П_а_л_о_м_о_й_ - голубкой - ее прозвали за раннюю седину. Настоящее ее имя, имя мексиканской крестьянки, было практически непроизносимо даже для внука. - Я хочу, чтобы ты сегодня была осторожна, - сказал он. - Поднять занавески?