Команда "голос" тоже ей хорошо удавалась. Зойка научилась "мекать" так похоже на лай маленькой собачки, что соседский страшный кобель Джуманджи даже как-то спросил Рубика через забор: "Вы что, там себе болонку ещё завели, что ли?"
У сэра Рубика были некоторые разногласия с соседским кобелём. Они не сходились во мнении теоретической относительности пользы и практического вкуса вареных и сырых мозговых косточек. Джуманджи считал, что главное — это "вкусно", а сэр Рубик высказывал сомнение, что "вкусно" должно быть вторичным, а главным должно быть "сытно"!
Поэтому на вопрос Джуманджи о болонке, Рубик ответил коротко.
— Протри глаза, слепец, мы тут занимаемся дрессурой с гораздо более опасным зверем. У него длинные и острые как пики клыки вырастут прямо из головы, а ты, выкидыш опоссума, будешь молиться, чтобы его разъяренный взгляд не упал на тебя! Одним ударом таких клыков тебе, блохоносец, выпустят кишки, и ты не успеешь даже моргнуть и вспомнить свою маму!
Джуманджи приникал налитым кровью глазом к дырке в заборе и пытался разглядеть страшную зверюгу. Увидев что-то белое, крупное и лохматое на длинных ногах, и решив, что перед ним южно-русская овчарка, которая и вправду похожа на огромную болонку, но с волками справляется играючи, Джуманджи низко завыл и, поджав хвост, ретировАлся в свою будку, где улегся, вытянув лапы и положив на них голову величиной с футбольный мяч, клацнул челюстями и стал с грустью наблюдать за проходящей мимо действительностью и переживать за своё попранное право сильнейшего и страшнейшего.
Кусакиро, как и всегда, занимался руководством, решением мелких и крупных споров, муштрой молодого призывника Лаки и решением основных мировых проблем. Почемучка Лаки все время задавал своему вождю и главнокомандующему кучу вопросов. Причем вопросы так быстро сыпались один за другим, что Кусакиро толком не успевал полностью ответить ни на один из них.
— Товарищ главнокомандующий, — начинал Лаки, — разрешите обратиться?
— Разрешаю! — отвечал Кусакиро.
— Вот если у людей бывает "РУКОводитель", то значит вы — "ЛАПОводитель"? Или "НОГОводитель"?
— Понимаешь ли, мой мальчик, когда-то первая жизнь зародилась в водах мирового океана… — издалека начинал Кусакиро, но Лаки некогда было выслушивать историю с "начала времён", поэтому вопросы из него сыпались, как из рога изобилия.
— А что было сначала — курица или яйцо?
— А сколько лапок у сороконожки?
— А почему люди спят лежа, а лошади стоя?
— А почему сосиски в булке называются "горячая собака" (хот-дог)?
— А что такое "котильон"? Военный танец котов? Или вид бульона?
— А почему жареный кусок фарша называется "котлета"? Это кот лета? А бывает кот зимы, весны и осени?..
— Отставить задавать вопросы! — командовал Кусакиро, обалдевший от стремительности мыслительного процесса любознательного Лаки. — Напрааааа-во! Шагооооооом арш отсюда! Иди к базилевсу, он тебе в подробностях ответит на твои вопросы. Он — ходячая ВикипедИя.
— Есть идти к базилевсу! — бодро отвечал Лаки, поворачивался направо и скорым аллюром бежал валяться под жимолость.
Кусакиро грозно сдвигал брови и шел решать мировые проблемы дальше.
У крыльца выясняли личные отношения Алиса и Василий. Алиса снова пришла под утро, пахнущая свежей травой, с томным блеском в глазах. На вопрос мужа: "Где ты была?" Алиса отвечала, что всю ночь медитировала под полной луной на лесной поляне. "А почему такая пьяная?" — да потому, что рядом рос кустик кошачьей мяты и она надышалась его испарений. "А почему к хвосту и спине прилипли белые и рыжие шерстинки?" — да это потому, что мода на черный цвет прошла, и она стремится обновить и украсить свою черную шубку любыми способами. И всё это, разумеется, ради любимого!
Василий, вынужденный слушать заведомую и откровенную ложь, от ревности и ярости принялся жевать кончик своего хвоста. Он уже представлял, как на ночь глядя, приходит к Алисе в опочивальню, как мавр Отелло к Дездемоне, и снимая с ее чёрной шубки шерстинки белого и рыжего цвета, грозно произносит:
"Где шерсть МОЯ? Неверная девица!
Откуда этот рыжий и седой?
И где могла моя жена напиться
Ночной, пьянящей утренней росой?
Молилась ли сегодня ты, Алиса?