— И что? — спросил я. — Интересная мазотня, ну?
— Клиента перебивает, — ответили художники гуртом.
— А вы что, так не можете, да? — сочувственно спросил я. — Инвалидос?
— Мы — художники, — объяснили художники. — А это профанация. Тоже мне, Дали паршивый.
— Но ведь покупают, — возразил я.
Ривейра с отвращением разорвал открытки и засорил природу окрестностей.
— Мы его просили не искушать, а он не послушался, — пояснил Ривейра.
— Он глухонемой, — сказал я.
— А ты, как я погляжу, глухотупой.
Тут я понял, что эти люди не собираются отступать, мстительные творческие поганцы, они явно собирались бить Дитера, а заодно и меня. И пришлось нанести превентивный удар. Я выбрал этого, Ривейру, быстро к нему приблизился и подло пнул в коленку. Несильно, не чтобы покалечить, чтобы обездвижить. Подействовало, Ривейра скрючился и упал, распростерся. Я схватил Дитера за руку, и мы побежали. Вверх, по холму. У нас имелось некоторое преимущество — мы бежали налегке, а художники обремененные живописными принадлежностями, впрочем, они скоро догадались их побросать.
Гора оказалась крута, удирали мы как раз по той самой булыжной тропинке, у Дитера это получалось лучше, поскольку он бежал в хитрых немецких кроссовках на надувном протекторе, а я в китайских кроссовках на полистирольной подошве. Но мне как-то взвезло, я взбежал на горку без происшествий и поскользнулся уже на самом верху, практически на ровном месте, не совсем взвезло.
Поскользнулся и угодил прямо в руки преследователей, и они, само собой, стали меня колотить. Это продолжалось недолго, да и художники били не очень умело, непривычные к этому делу люди, не то что поэты. Дитера, кстати, не били — едва придвинулись, как он принялся пронзительно мычать на немецком языке, и недруги в растерянности отступили. А через пару минут что-то грохнуло, и художники вообще рассыпались, но далеко не убежали.
Это был Жмуркин. Не знаю, чем он грохнул, наверное, взорвал петарду. Во всяком случае, действие возымело, живописцы расступились, я поднялся, побитый.
— Так-так-так, — сказал Жмуркин и достал из кармана пистолет.
И тут я увидел в руках Жмуркина пистолет.
— Ну, что, рембранты, стоит вам отступить. И вон по той каменистой тропинке прямо под горку, под горку, там прекрасная чайная с бесплатным лимоном. Выпейте чаю, поспорьте о Малевиче, я оплачу…
Пятьсот рублей скомкал, швырнул в сторону рембрантов.
— Бегите, пока я добрый. А то как-то некрасиво, я в Дантесы не записывался…
— А мне кажется, мы сейчас надаем вам по морде. Пистолетик-то у тебя игрушечный.
— Игрушечный? Ну ладно, сейчас вот мы и посмотрим…
Жмуркин выстрелил. Невысокий художник в коротких шортах подпрыгнул и ойкнул, оранжевая пластиковая пуля укусила в ляжку.
— Я же говорил — игрушечный! — ухмыльнулся главный Ривейра. — Ну все…
— Стоять! Кто не хочет провести чудный вечер в обезьяннике — стоять!
Но их уже было не остановить, на меня кинулся ближайший, достаточно длинный и преисполненный ярости. Он вцепился мне в куртку и толкнул. И я в свою очередь вцепился в его карманистый жилет и потянул, и мы ухнули в черемуху и покатились по склону.
Такое часто показывают в кино — как кто-то кувырком летит по склону. Должен признать, что это не очень приятное занятие. Плёс — один из центров сноуборда и семейных горных лыж, — это неслучайно. Склоны здесь крутые и повсеместные, так что и мне и моему недругу пришлось несладко. Лично в мою спину то и дело вонзались всевозможные корни, камни и прочие неровности. Я попытался подтянуть к себе руки-ноги, чтобы не сломать, но скорость мы набрали уже приличную, так враскоряку и летел. Кусты пошли плотные, но скорость не снизилась, поскольку крутизна склона возрастала пропорционально, и вдруг кусты и трава кончились, нас подбросило в воздух, мы перелетели через забор и ухнули в бассейн.
Это получилось так неожиданно, что я не успел задержать дыхание, нахлебался воды и закашлялся. Бассейн был глубок, едва всплыв, я погреб к берегу, но враг мой схватил меня за пятку и потянул на дно.
Некоторое время мы дрались в воде и под водой, как настоящие ихтиандры, как гигантские креветки, но это оказалось делом неблагодарным и неудобным, так что мне пришлось сильно боднуть художника в живот и поплыть к берегу.