Ранее, мне не приходилось выезжать за пределы городка. В своё первое путешествие я отправилась, чувствуя себя эдакой маленькой былинкой среди тысячь других гонимых злым роком и было это путешествие совершенно безрадостным. Вместе с мамой, старшими сёстрами Фаней и Розой и остальной роднёй мы пробирались в Крым, где мама, следуя папиному напутствию, планировала остановиться и переждать лихо у своей родной сестры, моей тёти Брухи. Тётя жила и работала вместе с семьёй в еврейском колхозе. Здесь мы познакомились с тётиными соседями семьёй Спиваков и семьёй Хволис. Но маминым планам не суждено было сбыться. Сына тёти, моего двоюродного брата, Виктора и его закадычного друга Александра Хволиса, как и других молодых колхозников призвали в армию и они ушли воевать. Из-за стремительного натиска немцев и не менее быстрого отступления советских войск, нам в спешном порядке пришлось убегать. Теперь мы всем кагалом спешили на Кавказ. Помогая тащить узлы с пожитками с телег на пороход , я осталась без рук , а мои ноги были все в синяках.
Глава 2
Какое- то время мы жили в Кабардино - Балкарии. Помню, как хозяева уступили нам комнату, половину которой занимала большая печь, как хозяйскому сыну понравилась наша Роза и он оказывал ей всяческие знаки внимания. Мой папа нашёл нас по переписке и прислал посылку, в ней была селёдка. Мама сварила картошки и пригласила хозяйского сына на обед. Увидев селёдку, он сказал, что ему такое есть нельзя и стал жарить её на плите. Вонь поднялась такая, что мы закрыв носы бросились бежать кто-куда, наверное, эта селёдка протухла в дороге.
К лету 1942 года немцы подобрались к Северному Кавказу и нам вновь пришлось бежать, кочуя дальше в Казахстан. Тяжелы перезды, длинны дороги. Утомительно, холодно и голодно по ним идти, к тому же мне было страшно. Это переполнявшее меня, неприятное, давящее чувство тревоги, было сродни обезумевшей от страха лани убегающей от нагоняющей её стаи псов , жаждущих схватить и убить. Подобное чувство страха и беспомощности мне довелось пережить в жизни ещё раз, гораздо позже тех событий, о которых я вам сейчас рассказываю. 5 марта 1953 года Сталин обвинил 10 врачей, шестеро из них было евреями, в заговоре с целью отравить и убить советское правительство. Невиновных людей арестовали и пытали, что бы выбить признание. Подогретая атмосфера ненависти к евреем искрила в воздухе. Я никогда не забуду, как в этот период, оголтелая пьяная Корсунская молодёжь, каждый вечер приходила к нашему дому бузить. Стучали в двери, бросали камни, писяли на окна и на стены, горланя: «Бей жидов, спасай Россию». Мы сидели с мамой обнявшись и тихо плакали, а папа дежурил у двери со своим сапожным молотком, на случай, если ворвутся, что бы нас защитить. Позже, стало известно, что «дело врачей «было провокацией для начала еврейских погромов и вывоза евреев в Сибирь. Последовавшая вскоре смерть вождя спасла всех. С врачей же были сняты все обвинения и их отпустили домой.
У хозяйки дома, где нас разместили, уже жили две семьи эвакуированных из Ленинграда. Нам выделили небольшую пристройку к дому с крохотной печью на две комфорки. Повидимому это помещение использовали, когда то под летнюю кухню, потом под домашний сарай. Освободив его от всякого хлама, мы занялись процесом обживания. Из нескольких досок нам удалось сбить шит. Уложив его на кирпичи и устелив поверху два тюфяка, мы построили кровать. Спали на ней все вместе, так было теплее, так как ветер в нашей норке от маленького окошка до двери – калитки гулял, как у себя дома, да и поставить, что то в добавок, на такой маленькой площади не представлялось возможным.
Все сбережения, маленькие золотые серёжки каждой из нас, мамино кольцо, как и большая часть содержимого узлов и чемодана , давно были обменены на продукты. Взрослые подрабатывали, где могли , иногда на станции на разгрузке вагонов, иногда в поле. Я же, вместе с ребятишками из Ленинграда, каждый день ходила на полустанок собирать угольную пыль для протопки. Пыль оставалась от погрузки угля в паровозы и её едва хватало протопить печь, что бы хоть чуть – чуть согреться. Позже Роза, где то раздобыла примус. На нём можно было приготовить суп из ничего. Случалось, что мама варила нам суп из грубо срезанных картофельных очистков, подобранных в хозяйском мусорном ведре. Все несли это тяжкое бремя войны и жили впроголодь.