Он огляделся вокруг, пока „умные люди” хихикали, глазели и жевали. Клоуны! Все до одного! И этот, с окурком сигары, — хуже всех!
— Каждая — с безусловной гарантией. Они никогда не устанут, они не могут сломаться или опрокинуться!
Нет, могут!
Он сделал шаг назад, сунул руку в карман куртки. Затем, быстро вытащив что-то из кармана, зашел за спину человеку с сигарой и резко придвинулся к нему.
Жаль, что не удалось увидеть, как открылся рот клоуна и выпал окурок сигары. Жаль, что не видно было его искаженного лица, когда он падал. Не было времени смотреть.
Нужно было сразу отойти — очень тихо и спокойно, осторожно, осмотрительно и скромно, постоянно внушая себе: „Не беги, все кончено...”
Позади послышались крики.
— Эй, что случилось?..
— Парень гукнулся.
— Должно быть, пьян...
— Может, сердечный приступ?.. Нет... не трогайте его... скорую...
Он удалялся, и шум за спиной затихал.
Но устоять перед искушением он не мог и разок оглянулся. Он увидел полукруг взволнованной толпы возле лежащего на тротуаре человека.
Взглянул на стол: игрушечная фигурка с концертино опрокинулась на бок и слабо дрыгала ногами в воздухе. Все движения стали затихать и фигурка замерла.
Механически передвигая ноги; он уходил всё дальше. Оставаться здесь не было никакого смысла. Семь часов.
Ровно семь часов — и клоун мертв.
3
Выйдя из лифта, он пошел по коридору к двери.
Остановившись перед ней, уставился на табличку: „В. Л. Янц, Д.М.”1
Четкие буквы отступили, когда он повернул ручку и распахнул дверь, чувствуя влажный холодок. Нет, не дверная ручка была холодной и влажной, а его рука. Это казалось отчасти даже забавным. Достаточно забавным, чтобы вызвать улыбку. Он торопливо провел ладонью вдоль полы куртки.
Свет горел, но комната была пуста. Он посмотрел в угол. Дверь в главную приемную приоткрыта.
— Это вы, мистер Кэмпбелл? Мы здесь.
Терри стояла перед баром у противоположной стены, белокурая и прекрасная. Даже деловой костюм не портил ее. Но кто этот чужак? Рослый человек, на вид — лет тридцати...
Терри вышла вперед, закрывая собеседника.
— Я не думала, что так поздно, — сказала она. — Мои часы у ювелира. Он улыбнулся, глядя на нее.
— Знаю.
Как он и ожидал, Терри опустила глаза.
— Ах да, конечно...
Она покраснела. Хорошо.
— Сейчас ровно семь, — сообщил он и снова улыбнулся. — Точность одно из моих немногих достоинств.
Терри повернулась и кивнула чужаку.
— Вы ведь, кажется незнакомы? Дэйв, это Чарльз Кэмпбелл. Доктор Дэвид Линдсей.
Рослый человек протянул руку.
— Рад видеть вас, — сказал он.
— Доктор Линдсей?
— Мой кабинет рядом, в холле, налево, — он улыбнулся. — Иной раз, когда у меня вечерний прием, мне удается чуточку отдохнуть.
Он повернулся к Терри.
— Пора идти к себе. Вы не забудете отдать дяде билет?
— Не забуду, — кивнула Терри. — Он ждет не дождется этой игры.
— Я бы хотел, чтобы вы пошли с нами.
— Вы же знаете, в пятницу вечером у меня занятия.
Чарльз с любопытством взглянул на Линдсея.
— Вы говорите об игре профессионалов в „Колизее”?
— Верно. Она должна стать одной из самых интересных в этом сезоне. Чарльз усмехнулся.
— Знаю. Вчера вечером доктор Янц говорил о ней.
— Он часто играл в колледже, — сказала Терри.
Линдсей поставил бокал на стойку.
— Вы поклонник футбола, мистер Кэмпбелл?
Чарльз покачал головой.
— Не моя игра. На мой взгляд, она чересчур жестока.
Черт его дернул сказать такое! Но, может быть, этот тип не заметит?
— Ну, каждому свое, — Линдсей повернулся к девушке. — До свидания, Терри.
— Я провожу вас.
— Превосходная секретарша, — он снова взглянул на Чарльза. — Рад был познакомиться, мистер Кэмпбелл.
Когда они исчезли в дверном проеме, Чарльз обошел вокруг бара. Сколько у него времени? Минута? Полминуты? Надо успеть!
Он сунул руку в карман и извлек топорик для льда2. Сверкнуло длинное тонкое лезвие. Взгляд Чарльза скользнул от рукоятки к острию, где на блестящей поверхности расплылось темно-красное пятно.
Прочь, проклятое пятно!
Чарльз схватил бумажную салфетку, обмакнул ее в кувшин с водой и провел по лезвию. Пятно исчезло. Он скатал салфетку в шарик и запихал в карман куртки. Затем поднял топорик.
Забавно! Видя его чистым и сверкающим, он ничего не чувствовал. Он мог сказать себе, что ничего не случилось. Что он никогда не держал в руках этот предмет, вонзая его, чувствуя, как лезвие входит и выходит... (Вонзается, входит, выходит... что это напоминает ему?) Теперь это был всего лишь маленький топорик с длинным лезвием, принадлежность бара, который должен быть...