Проход освободился. Янц двинулся в темноту.
На пути доктора появился молодой человек. В полутьме было видно, как он улыбается.
Янц остановился.
— Чарльз... Я как раз думал о тебе...
Чарльз не ответил. Он шагнул вперед, его рука нырнула в карман куртки. В темноте туннеля блеснуло узкое лезвие.
Янц отступил назад, к стене, но Чарльз рванулся к нему. И то же самое сделал топорик.
Выкатив глаза, Янц следил за тускло мерцающим лезвием.
Боли он не почувствовал — только рев. Где он возник — на трибунах или внутри него — Янц не понял.
Чарльз отпрянул и исчез в туннеле. Рев заглушил, затмил все. Звук, волна за волной, захлестывал его, не давал уцепиться за стену. Колени подгибались. Рев толкал его.
Нет, не рев. Люди. Люди в туннеле, спешившие на игру. Он падал. Но не мог упасть. Люди толкали его, несли с собой.
Постарайся заговорить. Надо успеть сказать... Нет... Рев заглушает все. Толкает вниз. Вниз, вниз, вниз...
Теперь рев звучал отдельными всплесками. Чарльз торопливо шагал, пересекая наискосок стоянку. Его машина была припаркована у тротуара, на два блока дальше.
Он приблизился к газону за кустами, огляделся и, удостоверившись, что улица пуста, швырнул топорик в кусты. В доме позади газона залаяла собака. Чарльз двинулся дальше, высматривая свою машину.
Мимо прошел старик. Чарльз окинул его быстрым взглядом, но успокоился: старик нес парусиновый мешок, набитый рекламками, которые разбрасывал в припаркованные вдоль тротуара машины.
Старик был неопасен. Да и неоткуда взяться опасности. Янц исчез. Оружие исчезло.
Сейчас Чарльз был обычным молодым человеком, он садился в машину, заводил мотор и катил, посвистывая, к Фривею.
А почему бы ему и не посвистывать?
Он собирается увидеться со своей девушкой.
21
Ожидая Чарльза, Терри начала бегло просматривать учебники, просто чтобы убить время, но потом увлеклась и не слышала, как открылась дверь.
Чарльз!
Он улыбнулся ей и вошел в приемную. Терри закрыла учебник и встала, и какое-то чувство толкнуло их навстречу друг другу. Чувство? Когда их губы встретились, она поняла, что это нечто большее, чем чувство. Это была судьба.
Он целовал ее так же, как той ночью, когда она отбивалась, и были сломаны наручные часики.
Возможно, здесь и скрывался ответ: сегодня она не сопротивлялась, она шла навстречу, ощущая его тепло, его губы, мягкую твердость пальцев и свирепую нежность...
— Пойдем туда.
Он отпустил ее и кивнул на кабинет.
— Чарльз, дело сделано?
— Все прекрасно. Я свободен.
Ты хочешь сказать, что получил то наследство?
— Я свободен! Теперь я могу делать все, что хочу! Все!
— Ты мне расскажешь?
— Да. Там.
Он взял ее за руку и повел в кабинет.
Терри вошла, затем обернулась, заметив, что он остановился на пороге.
— Милый...
— Да. Сейчас.
Чарльз всмотрелся в затемненную Комнату. Улыбка исчезла. Он коле¬бался, словно в первый раз увидел все это.
„Как будто заблудился”, — подумала Терри и удивилась собственной мысли. Но Чарльз выглядел таким растерянным...
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, — голос его был едва слышен. Это всего лишь кушетка.
Он двинулся вперед.
— Я больше не боюсь.
Терри слегка удивилась неожиданной перемене в его настроении. Теперь Чарльз стоял возле дядиного кресла, придвинутого к кушетке.
— Ты собирался рассказать мне, что случилось, — заговорила она.
— Да. Сию минуту.
Он опустился в кресло, положил руки на подлокотники. Заметив, что девушка наблюдает за ним, Чарльз улыбнулся.
Терри вдруг поняла.
— О! Ты теперь доктор... правда?
— Да.
Это походило на игру. Здесь, в медицинском кабинете... Кабинет — святая святых, место тайн, интимности...
Она посмотрела на руки Чарльза, скользящие взад-вперед по подлокотникам. Сильные пальцы двигались, ласкали...
Терри даже не заметила, как вытянулась на кушетке.
— Отлично, — заявила она, — я буду твоей пациенткой.
...Как ребятишки, играющие в доктора и больную...
— Спроси меня о чем-нибудь, — прошептала она.
Сидя в кресле, Чарльз склонился к ней. Он тоже играл в эту игру. Он казался таким торжественным, таким сильным.
— Они больше не смогут помешать мне, — сказал он.
— В чем помешать?
Его рука ласкала волосы девушки: не совсем обычные отношения психотерапевта с пациенткой. Но ощущение было приятным. Настолько приятным, что можно и не ответить на вопрос.