— Чарльз!
Нет времени положить его на место, можно лишь спрятать за бокалы на нижней полке. Терри вошла внезапно.
— Ой, — прошептала она.
Он повернулся, виновато улыбаясь.
— Не беспокойся! Ты же знаешь, я не пью спиртного. Я хотел выпить воды, — он показал на ведерко со льдом. — Кубики слиплись. Я искал топорик.
Терри кивнула.
— И я искала. Он куда-то задевался.
Чарльз снова повернулся к бару.
— Ну, полагаю, я смогу прожить и без топо... — он замолчал, потом протянул руку. — Ну что ты скажешь? Он все время был здесь!
Терри покачала головой.
— Может быть, мне нужны очки?
Он случайно взглянул через ее плечо. Как раз вовремя: он увидел, как открывается дверь кабинета. Худая женщина среднего возраста (которой уж точно были нужны очки) появилась в приемной.
— До свидания, доктор Янц.
— До свидания, — ответ из другой комнаты донесся эхом.
Женщина подошла к дверям и застенчиво улыбнулась Терри.
Терри что-то ей сказала — что-то насчет следующего приема, но Чарльз не прислушивался. Он обнаружил, что снова держит топорик. И здесь было ведерко со льдом. Он испытал сильное желание погрузить лезвие в лед, почувствовать, как лед поддается под напором острия. Теперь он снова делал это, но никто не знал... Это волновало — знание, что никто не может остановить его. Это и была настоящая жизнь — делать то, что хочешь, и чтобы никто не мог заставить тебя остановиться.
— Добрый вечер, Чарльз.
Доктор Янц.
Рука Чарльза остановилась на миг, но тут же Чарльз сообразил, что Янц не знает, что он делает, и никогда не догадается. И снова начал втыкать лезвие в лед... туда и обратно, туда и обратно...
Высокий седеющий человек вышел из кабинета, и Чарльз улыбнулся Янцу, сделав вид, что лишь теперь заметил его. Может быть, объяснить ему насчет льда—воды?.. Нет, не нужно, Терри уже возвращалась в комнату, и Янц смотрел на нее.
— Ты здесь? Я думал, у тебя сегодня вечером занятия.
— Совершенно верно, — Терри подошла к дивану и взяла сумочку. — Линдсей зашел пропустить стаканчик.
Янц кивнул.
— В последнее время он, кажется, заходит довольно часто.
Терри открыла сумочку и достала билет.
— Вот, это он оставил вам.
— Спасибо.
Билет исчез в кармане Янца.
Терри закрыла сумочку.
— Мне пора. До завтра!
У двери она задержалась.
— Спокойной ночи, мистер Кэмпбелл. Рада была вас встретить.
Чарльз взглянул на нее.
— И я рад, мисс Эймс.
Он бросил в бокал немного льда, налил на кубики воды. Доктор Янц закурил.
— Извини, что заставил тебя ждать.
— Ничего, — Чарльз обогнул бар, держа бокал в руке. — Милая девушка. Ваша племянница?
Глотнул воды.
— Знаете, я почти собрался назначить ей свидание.
Янц открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Чарльз быстро продолжил, опережая доктора:
— О, не беспокойтесь. Я знаю правила. Никакого панибратства между пациентами и персоналом.
Янц что-то ответил, но Чарльз не расслышал: внизу на улице взвыла сирена „скорой”. Чарльз подождал, пока она стихнет.
— Кроме того, я не уверен, что смогу ей понравиться.
— Проходи в кабинет, устраивайся, — предложил Янц. — Я только спрячу билет.
Чарльз поставил бокал и направился к кабинету. Он подошел вплотную к двери и заколебался.
При свете лампы он увидел протянувшиеся вдоль стен книжные полки, большой письменный стол, ряды шкафчиков, стулья — все это выглядело мило и вполне уютно.
Но ему-то лучше знать, что скрывается в глубине комнаты; он видел, как она присела там и притаилась. Когда Чарльз моргнул, она, казалось, превратилась в ложе йога, утыканное гвоздями... или операционный стол... нет, гроб...
Он снова моргнул, сосредотачиваясь, — чтобы увидеть то, чем она была в действительности. Нечто намного, намного худшее, ждало его.
Кушетка...
4
— Ну, Чарльз, я слышал о твоем увольнении.
— А... значит, Майерс позвонил вам?
— Он считал себя обязанным позвонить мне и рассказать.
— Понятно. Только Майерс искажает факты. Меня не выгнали. Я сам ушел.
— Тебе не будет легче говорить, если ты ляжешь и расслабишься?
— Как скажете, доктор.
— Дело не в том, что говорю я, Чарльз. В счет идет только то, что скажешь ты.
— Старый прием: бросить мяч обратно пациенту.
— Чарльз...
— Извините, доктор. Я, наверное, немного огорчен из-за работы. Но все равно, хорошо, что я ушел. Быть клерком на складе бумажной фабрики... это не слишком вяжется с моим присутствием в вашем кабинете и с моими представлениями о карьере.