— Ручная работа? Национальная одежда или обычный южноиспанский наряд?
— Вообще-то нет, — ответил он неохотно, повернулся, обошел ее и приблизился к полуоткрытому люку. — Эта одежда только для… — Его тон опять стал ироничным. — Только для оперетты. Для цыганского скрипача в кафе. — Он сделал несколько шагов, закрыл дверь и повторил, кривя губы: — Для цыганского скрипача. Я собирался сказать ей об этом, когда она вручила мне эту…
— Она?
Наступило неловкое молчание. Лилит задумалась. Должны же быть у него женщины! Много женщин. И кто как не любовница подарила ему эту рубаху? Хотя это и не должно ее касаться, она тем не менее затаила дыхание, надеясь услышать про особу, о которой хозяин сейчас говорил с каким-то презрением.
— Но я не притронулся к этой рубахе, — успокоил он девушку. — И поступил так, как мне хочется.
Его тон позволил понять все, о чем она намеревалась узнать. Только очень близкая, но чем-то не угодившая женщина могла вызвать такой эмоциональный всплеск. Чтобы скрыть свои чувства, Лилит рассерженно спросила:
— Ты говоришь о своей жене, не так ли?
— О ней, — ответил он как-то невнятно, словно у него распух язык.
Почему-то его слова ранили девушку, ей было неприятно это слышать. Ну, конечно, от одного женатого мерзавца попала в плен к другому! Ну и везение! Подлец за подлецом…
— А ты… ты посмел целоваться со мной! — Она отбросила красивую рубаху, словно та выпачкана грязью. Даже под теплым одеялом ее охватил озноб. Опять женатый мужчина!
Лилит уставилась на него в надежде, что он возразит, но ловелас молчал. Вместо ответа лишь как-то странно покачал головой, вроде подтверждая ее предположение. Глаза у него потемнели и сузились, стали как щелочки, а рот жестко сжался.
— Вовсе нет, — пробормотал он.
— Что? — удивилась она, продолжая смотреть на него еще более пристально. — Не хочешь ли ты сказать, что у тебя нет жены?
— Я не женат! Да, да… — Черные глаза, похожие на кусочки антрацита, как-то дразняще смотрели на нее, а голова продолжала утвердительно кивать. — Это тебя утешает?
— Брачные клятвы забывать грешно, — слабо запротестовала Лилит.
— Ты совершенно права, красавица, — ответил он, почему-то вздыхая. — Они нерушимы.
— Так ты разведен? — задавая этот вопрос, чувствовала себя очень неуютно, но хотелось знать правду.
Вероятно, до него дошло, что они не понимают друг друга, глаза потеплели.
— Я разведен. А моя бывшая жена уже поторопилась выйти замуж за одного паршивца, — он сделал ударение на последнем слове, — который, по ее убеждению, более перспективен, чем я.
— Значит, она сбежала от тебя с кем-то? — Лилит подумала о том, почему женщина поступила с ним так.
— Разве я тебе говорю не об этом? — В глазах появились искорки гнева. — Здесь в ящике, — он указал на шкафчик, в котором недавно рылась девушка, — лежит открытка, в которой она рассказывает мне о своем новом муже.
— Ах, та самая из Нью-Йорка, которая начинается словами: «Поздравь нас»? — Лилит смутилась. — Это все, что я прочла. Больше ни строчки…
— Открытка на то и открытка, — протестующим жестом он заставил ее замолчать. — Текст доступен любому. Каждый, если захочет, может прочитать. Лучше давай поговорим о другом! — И по его тону Лилит догадалась о чем. — Ты, красавица, до сих пор не одета.
— Ох! — Она схватилась за край одеяла, крепче прижимая его к себе, и наклонилась за брошенной на пол рубашкой. — Хорошо, я надену ее. Не возражаешь? — Удивительно, но почему-то она вдруг почувствовала странный прилив оптимизма, какой-то всплеск душевного подъема. — Почему, когда ты говоришь «да», отрицательно качаешь головой? — как бы между прочим спросила девушка, расстегивая пуговицы на рубашке.
— Черт возьми, никак не могу отделаться от этой привычки. Последние годы пришлось провести в Болгарии, работал в одном представительстве. Там все жители, говоря «да», отрицательно качают головой и наоборот. Я привык к такой манере и никак не могу отучиться. Ты не первая, кто замечает это.
— Значит, это выглядит так? — Забывшись, Лилит повернулась к хозяину и скопировала его движение. — Правильно?
Что я делаю? — удивилась она, почувствовав, что ее волосы оказались поверх одеяла, а плечи открылись. И услышала его короткий вздох. — Бог мой, он думает, что я кокетничаю, опять его дразню. Это ни к чему хорошему не приведет.