27 апреля 1920 года в первом номере парижской газеты «Последние новости» публикуется ее рассказ «Ке фер?». И с этого времени на протяжении двух десятилетий русские эмигранты читают о времени и о себе — в рассказах, очерках и фельетонах Тэффи. Иногда между публикациями проходит по нескольку месяцев, но чаще они появляются регулярно — каждую неделю.
«Ке фер?» был, наверное, самым известным в эмигрантской среде рассказом Тэффи. Он строится на столкновении русского и французского, но столкновение это передает не только разницу, но и необходимость сближения. Столкновение культурных идентичностей заложено уже в названии рассказа. Вопрос, звучащий обыденно на французском, при переводе на русский отсылает к знаменитому роману Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Тэффи изображает не конфликт людей, а конфликт восприятий, причем речь идет о восприятии взаимном, «с двух сторон», не только о восприятии русскими Парижа и французов.
Определение «лерюссы», которое дается героям рассказа, не имеет обозначенного в тексте авторства. Тэффи не говорит, кто и кого так называет, тем самым переводя идентификацию типа в план восприятия: «Живем мы, так называемые лерюссы, самой странной, на другие жизни не похожей жизнью». Она оставляет читателям возможность и отождествлять себя с «мы» рассказа, и отделяться от «лерюссов», смотреть на созданные образы и изнутри, и со стороны.
Образ автора в произведениях писательницы играет разную роль. Иногда Тэффи включается в повествование в качестве действующего лица, иногда смотрит на происходящее со стороны. Но в рассказах и фельетонах 1920 года регулярно подчеркивается, что автор принадлежит к числу беженцев. Различие, разрыв, иногда даже пропасть между русскими и окружающей их средой не требуют объяснений, рассматриваются как само со бой разумеющееся.
Комизм многих рассказов Тэффи эмигрантского периода строится на том, что привычное для парижан оценивается с точки зрения русского. Но это уже не взгляд обеспеченного, привычного к комфорту путешественника, осматривающего достопримечательности, как то было до революции. Теперь оценивающий русский — беженец, и предметом изображения становятся уже не Юнгфрау и Шильонский замок, как в рассказах 1912 года, а «ресторанчики с определенным обедом», как их называет по-русски Тэффи.
8–9 августа 1921 года Вера Николаевна Бунина записывает в дневнике: «В газетах известие: Тэффи опасно заболела. <…> перевезена в Париж и помещена в городскую больницу. Мне бесконечно жаль ее. Значит, денег у нее нет, раз дело дошло до больницы». У Тэффи тиф, она на грани жизни и смерти. Бунины советуют ей поехать в Висбаден, где сами отдыхали в августе-сентябре, — известный бальнеологический курорт с горячими источниками, «самый русский» немецкий город. Тэффи проводит там весну-осень 1922 года. Небольших средств, собранных соотечественниками на концерте в ее пользу, хватает ненадолго. Впереди — «дыра в вечность», как грустно шутит она в письме к Наталье Крандиевской.
В 1922-м Тэффи получит свой последний российский паспорт. Она уже три года в эмиграции. Но, подобно многим, живет еще надеждой на возвращение. На протяжении ряда лет в канун Нового года в парижских газетах печатаются зазывные объявления русских ресторанов и эмигрантских клубов: «Последняя встреча Нового года за границей!». Каждый раз надеются — последняя. Верят — вернутся.
Первая значительная книга Тэффи, составленная из рассказов эмигрантского периода, вышла в Берлине в 1923 году и называлась «Рысь». В качестве эпиграфа или подзаголовка в ней напечатаны слова: «Рысь бегает рысью».
Тэффи подчеркивает, что книга эта отражает мироощущение человека, вынужденного бежать, потерявшего родину. Но произведения этого сборника еще нельзя назвать в полном смысле эмигрантскими. Герои Тэффи, как и она сама, находятся словно в некой пограничной ситуации. Тэффи с сарказмом описывает наглых спекулянтов, болтунов, былых красавцев-жуиров, псевдопатриотов, патетически восклицающих: «Умерла Россия. Продали, пропили. Кончено!», причем отчаяние говорящего вызвано главным образом тем, что мутная жидкость на дне фляжки, к которой он периодически прикладывается, «уж и ни на что не похожа» («Две встречи»)… Вот идет богослужение в маленькой русской церковке в Париже, священник говорит «прекрасные слова молитвы». Он молится «о православной церкви оскверненной, с поруганными иконами, с ослеп-ленными ангелами», а прихожане-эмигранты, внешне соблюдая благоговейный вид и истово крестясь, вполголоса переговариваются о фасонах платья, серьгах и прочих пустяках («Воскресенье»). Именем России спекулируют, ее поминают всуе.