На холме неподалеку я вижу замок, башни которого взмывают в небо, и чувствую себя так, будто попала в фильм о графе Дракуле. Дрожа, я подхожу к своей лошади, и от неприятного ощущения, будто за мной наблюдают, волосы на моей шее встают дыбом. Оглядываясь вокруг, я ищу движение в темном кустарнике, но я одна. Снова посмотрев на зловещее здание, я вижу его — темный силуэт на самом высоком балконе. Но меня беспокоит не сам человек, а телескоп, в который он смотрит.
Я оттаскиваю лошадь от воды к линии деревьев, чтобы укрыться. Черт. Ездила по этому пути много раз и никогда не чувствовала себя так, уж тем более не видела человека в замке. Фактически, была уверена, что его забросили, и он населен привидениями. На Хэллоуин мы слушали самые изощренные истории в исполнении Майкла об этом замке и его привидениях и о целой семье, уничтоженной чумой и всеми видами ужасных болезней.
Приглашение на рождественскую вечеринку в этот замок мне казалось странным, но теперь я чувствую легкую тошноту и беспокойство от перспективы войти в его ужасающие, вызывающие озноб стены.
Этот человек шпионит за мной? Он видел меня купающейся в озере? Вскочив на Бренди, я стремительно еду обратно. Растаявший снег делает тропинки опасно скользкими, но что-то позади нас, в тени деревьев, кажется, имеет глаза. Из-за страха и беспокойства мне трудно дышать, моя грудная клетка словно скована, и, когда мы подъезжаем к концу леса, я чувствую себя полностью истощенной.
Открывающийся моему взгляду дом приветствует меня своей мнимой безопасностью, но темный страх перед тем, что внутри, заставляет меня просто оставаться здесь, в подвешенном состоянии между призраками леса и домом с привидениями, который я называю своим домом.
Направляясь к конюшне, я вытираю мокрые щеки — смесь испуганных слез и влаги в воздухе. Солнце скрылось за грозным серым облаком, легкость дня исчезла, снова поглощенная тяжелым унынием зимы. Спешившись, я завожу Бренди обратно в конюшню, пытаясь взять себя в руки, мысленно объясняя свои эмоции временем года. Мой сосед в действительности не должен так сильно меня беспокоить. Почему я чувствовала, будто за мной гонятся? Думаю, я схожу с ума.
Когда я подхожу к конюшне один из грумов, который работает у нас много лет, Десмонд, забирает у меня Бренди.
— Я уже почистил ее стойло и приведу в порядок для тебя, Ноэль.
— Холли все еще здесь или уже вернулась в дом? — спрашиваю я, вручая ему поводья.
— Думаю, ты можешь найти ее в старом амбаре, — отвечает Десмонд, покраснев, как свекла, и смотря куда угодно, только не на меня.
Кивнув головой на следующее здание, он устремляется прочь с моей лошадью. Сняв шлем, перчатки и куртку для верховой езды, я оставляю их в сбруйном сарае и иду, чавкая ботинками по грязи, в старый амбар, чтобы найти свою кузину.
Амбар существует сотни лет, и на самом деле вообще не используется в качестве амбара. В нем стоит несколько коллекционных ретро-автомобилей дедушки и живут дикие кошки. Корм для лошадей хранится в дальнем конце постройки, стропила которого украшены паутиной и в такую погоду сосульками. Боковая дверь не заперта, и я проскальзываю внутрь, запустив с собой порыв ветра.
Оранжевый свет от старых масляных ламп превращает пыльное пространство в золотое. Я закрываю за собой дверь. Старые Роллс-Ройсы, которые, уверена, больше не ездят, по большей части закрывают мне обзор, но я вижу их.
Одежда Холли разбросана вокруг, ее красный шарф, блузка, ботинки и носки валяются посреди грязи и пыли. Вместо ее обычно хихиканья слышны мягкие стоны и отчетливый звук удара плоти о плоть. Черт. Я прикрываю рот рукой, чтобы не сказать этого случайно вслух. Грум, прижав Холли своим телом, имеет ее на откидном кузове старого красного грузовика. Мне нужно уйти, но я не могу отвести от них своего взгляда. Он яростно врезается в нее, а веки ее закрытых глаз дрожат. Зависть возникает во мне, когда я смотрю, как они трахаются и ведут себя, как дикие животные. Когда они заканчивают, парень встает на колени, и я могу полностью рассмотреть его обнаженное тело, втайне жалея, что не была на месте Холли.
Прежде чем меня увидят, я выскальзываю за дверь. Повернувшись, чтобы пойти домой, я вижу Десмонда, стоящего передо мной. Внезапно он выглядит менее дружелюбным, чем раньше.
— Неплохое шоу, верно? — спрашивает он, делая шаг ко мне, отчего я вжимаюсь в дверь амбара. — Заставляет хотеть делать непристойные вещи.
Схватив себя за промежность, он медленно окидывает меня взглядом.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Отойди, пожалуйста, мне холодно, и я хочу вернуться в дом.
Он отходит в сторону, но от его взгляда у меня бегут мурашки по коже. Мне хочется кричать, будто на меня напали, но вместо этого я бегу трусцой по мокрой скользкой лужайке к дому. Не совсем готовая к встрече с семьей, я проскальзываю через черный вход к задней лестнице, и бросаюсь в свою комнату.
***
Я сижу на подоконнике и смотрю на соседский дом, виднеющийся вдалеке. Частично он скрыт низко висящими облаками, и расположен слишком далеко, чтобы увидеть, наблюдает ли тот человек за мной по-прежнему. Паранойя крепко держит меня за горло, когда я пытаюсь подавить страх того, что за мной следят. Странное поведение Десмонда только усугубило воображаемую угрозу в моей голове.
Что самое забавное в детских травмах, так это то, что они никогда не оставляют вас в покое. Вы всегда беспокоитесь, что с вами или вашими близкими случится что-то плохое. Меня привезли сюда, чтобы обезопасить, но сегодня я чувствую себя далеко не в безопасности.
День медленно подходит к концу, и я почти не могу дождаться, когда солнце сядет и скроет от меня это здание. Возможно, тогда мой пульс замедлится и эта тревожная тошнота пройдет.
В комнату врывается Холли, ее волосы растрепаны, а помятая одежда вся в пыли и, вероятно, паутине. На ее щеках играет румянец, а глаза сверкают, как у кошки, наевшейся сливок.
— Не знала, что ты вернулась. Ты должна была найти меня.
— Я и нашла, — отвечаю, краснея я. — Ты была... э-э-э... занята, — иронически приподняв бровь, я встаю с подоконника.
— О Боже, ты все видела! Подлая сучка, держу пари, ты наблюдала за нами. — Я просто качаю головой. — Одевайся — Хамфри пригласил нас выпить со своими друзьями в городском пабе.
Я разразилась безудержным смехом.
— Его зовут Хамфри? Ты издеваешься? Большого мускулистого грума зовут Хамфри (прим.: с англ. Humphrey, корень слова hump на слэнге означает «трахаться», «совокупляться»)?
Не в силах ничего с собой поделать, я едва не писаюсь от смеха, слезы катятся по моему лицу, и теперь Холли смеется вместе со мной. Но под всем этим все еще скрываются страх и паника.
— Я в порядке. Вы с Хамфри можете пойти выпить. Я не в настроении ехать в город.
— Твою мать, Ноэль, одевайся! Ничто не убьет тебя, и я не позволю этим мудакам из школы даже приблизиться к тебе, но, да поможет мне Бог, я таки заберу тебя с собой.
— Холли, пожалуйста, — настаиваю на том, чтобы остаться дома.
— Нет, я хочу, чтобы у тебя была жизнь вне этого грустного, холодного места, и ты должна увидеть, что действительно можешь иметь такую жизнь. — Она сейчас просто в бешенстве, и я не могу этого понять. — Переодевайся, мой брат со своими друзьями тоже едет.
Прекратив дальнейшие пререкания, я встаю и иду в душ. От меня пахнет лошадью, поэтому просто переодеться не получится.
Глава 5
Ноэль
20 декабря
— Мамочка, здесь холодно, мне это не нравится.
Мое тело трясется, а зубы стучат, когда я дрожу рядом с ней в маленькой деревянной хижине.
— Согрей меня, мамочка. Пожалуйста.
— Ш-ш-ш, Ноэль, тебе нужно быть сильнее этого. Ты больше не избалованная богатенькая засранка. Мы выбрали новый путь, и тебе лучше поскорее к нему привыкнуть.
Она отталкивает меня от себя, поэтому я больше не чувствую ее тепла.
— Почему нет огня, мамочка?
Моя нижняя губа дрожит, и я хочу плакать.
— Чтобы преподать нам урок. Мы здесь, чтобы учиться, Ноэль, чтобы стать лучше, чем остальной мир.
Мои пальцы болят от холода, и я никак не могу перестать трястись. Мои веки тяжелые, и каждый раз, когда они закрываются, мама хлопает меня по щеке.
— Давай, Ноэль, ты должна помочь дамам. Мама с папой должны сейчас кое-что сделать.
Меня поднимают с голого пола, и маленькое одеяло, прикрывающее мое тело, падает и меня окутывает еще большим холодом. Пожилая женщина в странном платье берет меня за руку и выводит на улицу.
— Ты больше не останешься с ними, ты будешь жить с другими девочками.
Всхлипывая, я пытаюсь вырвать свою руку. Хочу вернуться, но мама уже не похожа на мою с тех пор, как к нам в дом пришел мужчина с большой бородой, а потом мы переехали сюда.
— Я не хочу жить с другими девочками — я хочу к своей маме. Пожалуйста, — умоляю я ее, но она тянет меня сильнее, волоча за собой по талому снегу и слякоти, просачивающейся в мои туфли и замораживающей мои ноги.
— Плохих девочек наказывают, у плохих детей не бывает хороших семей. Перестань быть плохой, Ноэль, — кричит дама, подходя к двери большого деревянного дома, в котором не горит свет. — Иди внутрь, Ноэль, и веди себя хорошо.