Когда Холли выходит из ванной, она выглядит как персонаж из низкобюджетного фильма ужасов, и я не могу не смеяться над ней.
— О Боже, не смотри в зеркало, а то сама себя испугаешься.
Показав мне средний палец, она подходит к камину.
— Вставай, давай посмотрим, что в чулках. Сейчас мне бы не помешал шоколад, — говорит она.
Подруга снимает оба чулка с крючков и подходит к моей кровати, залезая под одеяло с другой стороны. Приподнявшись, я усаживаюсь в кровати, и она передает мне мой чулок.
— Интересно, что бы там могло быть? — шучу я, переворачивая его и позволяя содержимому вываливаться на одеяло. Маленькая шкатулка для драгоценностей насмехается надо мной, но я знаю, что в ней. Я знаю, что написано в записке. Не думаю, что хочу снова это видеть. Мы с Холли открываем наши шоколадки, это всегда здорово на Рождество.
— Ты собираешься открыть эту штуку? — спрашивает Холли, указывая на шкатулку.
— Не уверена, что хочу это сделать.
— Ты знаешь, что там, не похоже, что это может снова тебя расстроить. — стянув ленту со своей шкатулки, она открывает крышку. — Изумруды, как предсказуемо.
Повернув ее ко мне, она демонстрирует кулон и серьги. Я медленно развязываю ленту на своей шкатулке, страх возвращается, проникая в мои кости, заставляя меня холодеть. Подняв крышку шкатулки, я ожидаю увидеть то же кольцо с бриллиантом, которое видела вчера, но, заглянув внутрь, нахожу лишь кусок черного угля, перевязанного красной лентой. Новая записка внутри заставляет меня трястись от гнева.
Ноэль,
Ты не должна была этого делать. Ты очень плохая девочка. Теперь я зол на тебя, а когда я злюсь, то становлюсь плохим человеком.
С Рождеством, возможно, твоим последним.
Целую,
Джул
***
Не позволяя Холли увидеть это, я просто закрываю шкатулку и отставляю ее, сосредотачиваясь на других вещах в моем чулке. Игрушки с годами заменены на косметику и безделушки. Холли открывает помаду и красит ею губы на своем не очищенном должным образом лице. Оттенок ей не подходит, особенно сейчас, когда она бледная с похмелья. В подарках у нее маленькое золотое компактное зеркальце. Открыв его, она смеется над своим отражением.
— Мне лучше привести себя в порядок.
— Ты уверена? — мой голос фальшивый, поскольку кишки скручивает в тугой узел. — Сначала прими душ.
Я отпускаю ее, чтобы собрать свои вещи. Хочу быть готовой, чтобы выскользнуть из дома, пока они будут открывать подарки и завтракать. Волнение от встречи с Кайлом почти заглушает беспокойство от получения угля… в очередной раз. В следующем году я не получу уголь, потому что не вернусь сюда на Рождество. Конверт, в котором лежит письмо для моих бабушки и дедушки с просьбой оставить меня в покое и не искать, запечатан, и я положу его на камин, когда уйду. Мой трастовый фонд заработал в день моего рождения, поэтому мне больше не нужна их поддержка, но я знаю, что, если получу доступ к своим деньгам, найти меня будет несложно. Мое письмо — это просьба предоставить мне свободу действий, шанс исцелиться и стать свободной. Мне просто необходим он.
Пока Холли одевается, я принимаю душ, брею ноги и мою голову. Внезапно меня немного больше начинает волновать моя внешность. Закончив, я натягиваю темные джинсы и кашемировый свитер цвета пыльной розы. Я хочу, чтобы путешествовать было тепло и комфортно. Застегнув ботинки, я встаю и рассматриваю себя в зеркало туалетного столика.
— Думаешь, они уже встали? — спрашивает Холли, смотря на часы.
— Возможно, ты знаешь бабушку — она уже будет следить за приготовлением завтрака.
Собрав волосы в свободный хвост и нанеся на губы нежно-розовый блеск, я довольна собой. Открыв ящик комода, я достаю небольшой подарок, который мне удалось купить для Кайла вчера, когда мы были в городе.
— Как ты думаешь, я смогу улизнуть до того, как они начнут открывать подарки? — интересуюсь я у Холли, которая, поигрывая бровями, смотрит на меня.
— Иди, я тебя прикрою. Ты все еще в душе, — подмигивает она.
Если бы она знала, что я собираюсь сбежать, то остановила бы меня. Уверена, она бы связала меня и физически не дала уйти.
— Спасибо, Холли.
Я быстро спускаюсь по черной лестнице и выхожу через черный ход, оставаясь незамеченной. Меня даже не беспокоит холодный воздух, когда я иду по свежевыпавшему пушистому белому снегу. Знаю, что скоро он превратится в мерзкую слякоть, но пока это приятно даже для меня. Подойдя к его двери, я стучу и жду, пока он ответит и мне кажется, что проходит уже целая вечность. Ответа нет. Я снова стучу. Может, он спит.
— Кайл? — тихо зову я, стараясь не привлекать внимания тех, кто еще живет в этом доме. Я знаю, что кухонный персонал и другие уже находятся в доме, но некоторые еще здесь.
Дернув за ручку, я пытаюсь открыть дверь. Она не заперта, и я вхожу в темную комнату. Шторы задернуты, свет выключен. Его кровать заправлена, а все его вещи пропали. Может, он уже упаковал вещи или сложил их в машину.
В панике я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу в комнате. На подушке лежит красный конверт с золотой лентой. Нервно сглотнув, я закрываю дверь, подхожу к кровати, на которой мы целовались, и беру плотную бумагу. Конверт адресован мне. Красивым почерком на лицевой стороне написано «Ноэль». Я медленно открываю конверт. Слезы наполняют мои глаза, и я втягиваю носом воздух, изо всех сил пытаясь сдержать их.
Ноэль,
Мне очень жаль, но я не могу быть тем, кто спасет тебя.
Я должен уйти.
Прости меня. Пожалуйста.
Кайл.
Ярость берет верх над всеми рациональными мыслями, и я швыряю его ночную лампу в стену и кричу так громко, что уверена, что меня слышно в самых дальних уголках главного дома. Мой внушающий ужас сосед, вероятно, слышит меня.
Я все еще ухожу. К черту их всех.
Ненавижу Рождество, оно никогда не бывает веселым и радостным. Каждый год что-то происходит и вонзает нож все глубже в мое и без того разбитое сердце.
Глава 10
Джул
25 декабря
— Что ты делаешь, Джул? — спрашивает он позади меня.
— Кормлю Гарри, — отвечаю я ровным тоном, скрывая зреющее волнение сегодняшнего дня.
— Он получил на Рождество что-то особенное? — я чувствую, как он подходит ближе.
— Кролика.
Бросив пушистого кролика в клетку, я поворачиваюсь к нему лицом. Зимой на улице слишком холодно для Гарри, поэтому его переводят сюда, где хорошо отапливается и контролируется температура. Хруст костей отдается эхом в огромной хозяйственной постройке, возраст которой восходит к временам подземелий и рыцарей.
— Ему нравятся кролики.
— Что верно, то верно, сынок.
Наклонившись к клетке с кроликами, я вытаскиваю еще одно маленькое животное за его длинные уши. Оно дергается, пытаясь вырваться из моей хватки, и визжит, когда я подбрасываю его Гарри, хотя он быстр и хватает его в воздухе за полсекунды. Я получил Гарри на свой двадцать первый день рождения, когда попросил в подарок аллигатора, и старик нашел одного. Он давал мне все, о чем я просил, ни разу не отказывая мне в моих прихотях и требованиях. Старик шаркает за мной, громко стуча тростью по бетонному полу, пугая и без того напуганных кроликов.
— Пойдем, откроем наши подарки, а затем до обеда займемся доставкой подарков в приют, — говорит он, кладя свою морщинистую старую руку мне на предплечье.
— Я сейчас приду, только брошу еще одного.
Знаю, что это последнее Рождество для старика. Только по этой причине вчера вечером я был вынужден устроить этот глупый рождественский ужин. Слава Богу, мне не придется больше их видеть. Ну, большинство из них.
Стук его палки исчезает вдалеке и, убедившись, что он ушел, я хватаю маленькое пушистое существо, поднимаюсь на стремянку и размахиваю им над головой Гарри, дразня его. Когда я подбрасываю вверх кролика, огромный зверь взлетает в воздух, убивая его одним укусом.
— Хороший мальчик, — говорю я, спускаясь вниз.
Оставив своего любимца, я надеваю пальто и иду обратно в дом. Проходя через старую кухню, я останавливаюсь, чтобы смыть с рук кроличью шерсть. В воздухе витает аромат блинов и свежей выпечки, в моем животе урчит, но я знаю, что придется подождать.
Как и каждый год, старик сидит в своем кресле в гостиной рядом с большой елью, под семейным портретом, висящем над камином. Больные ноги прикрыты одеялом, а рядом с ним в пепельнице лежит дымящаяся сигара. У него на коленях коробка, обернутая золотой бумагой и завязанная темно-зеленой лентой. Я улыбаюсь, потому что он очень любит Рождество. Я вообще мало верю в какие-либо религиозные праздники, но для старика это время, когда он может предаться воспоминаниям. Я беру из-под елки подарок, который приготовил для него, и сажусь рядом с ним.
— Как ты знаешь, Джул, ты был чудом, которое спасло меня во многих отношениях.
Он всегда так говорит. Я же чувствую себя скорее проклятием.
— Ты был рождественским подарком, посланием от Бога. — Его руки дрожат, когда он передает мне коробку. — Чудом, о котором я молился, жизнь, которую я всегда хотел спасти.
Я передаю ему подарок, кладя коробку от него себе на колени.
— Ты всегда так говоришь, но мне кажется, что я проклял этот дом, когда попал сюда. Мои грехи последовали за мной.