— Нет нужды беспокоиться о приличиях. — Хотя, конечно, сам-то он всегда беспокоился и будет снова беспокоиться, когда жизнь войдет в нормальную колею. Он поставил машину у отеля и провел Маргрет через деревянную веранду в крошечный коктейль-бар. Обедать он предпочитал у Пата, а поскольку редко пил что-нибудь, кроме кофе и кока-колы, ему незачем было заходить в «Линкольн». Он делал это лишь в тех редких случаях, когда должен был выступать на заседаниях клуба «Ротари».
С тех пор как он заходил сюда в последний раз, а это было несколько месяцев назад, коктейль-бар заново покрасили, поставили здесь также патефон-автомат, старые столики со скрещенными ножками заменили новыми, тоже металлическими, но с покрытием под сосну, а пепельницами служили теперь раскрашенные раковины. Все было безвкусно, даже уродливо. Но Маргрет не обратила на интерьер никакого внимания. Она устроилась в пластиковой кабинке, облокотилась на стол обеими руками и взяла сигарету из протянутой им измятой пачки.
— Наверное, тебя ждут больные. — Она постучала сигаретой по столику.
— У меня есть время.
— До чего ты любезен.
— Нет, я просто хочу помочь жене Лэрри.
— Ты считаешь, что мне нужна помощь?
— В твоем положении некоторая депрессия — естественна.
— И ты так стараешься быть доктором — только доктором.
— Это заметно?
— Очень.
— Прости. — Он был в замешательстве.
Когда к ним подошла Бетси, Гай заказал сухое мартини для Маргрет и бутылку пива для себя. Бетси, принимая заказ, с любопытством посматривала на Маргрет. Худая, темноволосая, она походила на шлюху. Бетси училась вместе с Гаем в школе, и когда-то, давным-давно, он переспал с ней. Это произошло случайно, оставило скорее неприятный осадок, но почему-то до сих пор в ее присутствии он чувствовал себя неловко.
Бетси ушла, и Гай сказал:
— Я обещал взять тебя покататься на яхте, подышать соленым воздухом.
— Он умрет, да?
— Мы все умрем.
— Врачи всегда говорят туманно. Пожалуйста, забудь на минуту, что ты доктор, и скажи правду.
— Маргрет, у него болезнь Ходжкина[8], это разумеется, очень серьезно, иногда врачи перестают верить в благополучный исход. Но я считаю, что надежда должна умирать последней.
— Однажды мне все очень хорошо объяснили Опухоль в горле, воспаление лимфоузлов Они увеличиваются, они растут и растут. Их лечат рентгеновскими лучами, мазями Видишь, я все знаю об этой болезни.
— Никто о ней всего не знает.
Его рука снова сжалась в кулак, и только когда Бетси принесла спиртное, он расслабился, налил себе пива, совсем немного, чтобы не ударило в голову. Пить он не хотел, но понимал, что Маргрет так будет спокойнее Он поставил бутылку, поднял бокал и сказал: — Твое здоровье.
Она подняла свой, осторожно, стараясь не расплескать Но рука у нее задрожала, и жидкость закапала с ножки бокала на стол. У нее были длинные пальцы с красными ногтями и чувствительный алый рот.
— Твое здоровье, — сказала она. — Главное — удержать бокал. Просто удержать А теперь скажи мне прямо, когда он умрет?
— Прошу тебя, Маргрет… прошу тебя…
— Я хочу знать. Когда он умрет?
— Маргрет… ты встречалась с другими врачами, и я уверен, тебе сказали все, что ты должна знать.
— Когда это случится?
— Ну, до ста он, может, и не дотянет.
— Ты такой же, как все. Правды из вас, докторов, клещами не вытянешь.
— Послушай, Маргрет, ты несправедлива.
Она сделала большой глоток Черные глаза ее были широко раскрыты.
— Я пытаюсь радоваться тому, что Лэрри приехал сюда Я стараюсь поверить, что это оптимальный вариант для него.
— Это хороший городок Он здесь родился.
— Это его и твой город. Но никак не мой.
Он не совсем понял, что она имела в виду, поэтому ничего не сказал в ответ на ее слова и заговорил о другом:
— С отцом Лэрри нелегко будет ужиться.
— Но все же я надеюсь, мы найдем что-нибудь общее — все трое, — ведь мы любим одного и того же человека. — Она допила мартини, осторожно затушила окурок в зеленой раковине, затем встала и решительно пошла к выходу. Они молча поехали через мокрый город, повернули налево, потом направо и оказались на улице Вязов, которая шла параллельно Главной улице.
У Сэма Макфая был большой белый двухэтажный дом эпохи короля Георга с коньком на крыше, двумя громадными трубами, красивой старой дверью с коринфскими пилястрами и веерообразными окнами на фасаде и сбоку, украшенными деревянной резьбой. Стоящий в стороне от дороги, он, через сто пятьдесят лет после того, как его построил один богатый капитан, был почти не виден за вязами и высокими рододендронами, норвежской елью, сиренью и кустами роз, жмущимися к нему со всех сторон. Гай свернул на подъездную аллею и выключил мотор.