— Я говорила тебе, милый. Спазмы, милый.
— Мы поменяли курс. Плывем в Гианнис.
— Ты сердишься на негодную девчонку, правда? Я спряталась в туалете. И это ужасно, да?
— Успокойся, Мар, не надо об этом говорить.
— Мне приснилось, что ты упал и ударился головой о штуковину, которая называется «башмаком». Но получилось так, что я сама упала и теперь, наверное, рожу прямо в яхте.
— Не говори глупости. — Он убрал у нее со лба волосы, посмотрел на далекую подкову берега, лежащую в голубой дымке, и подумал о том, что Мар может родить прямо в каюте «Джулии». Учитывая малый срок беременности и характер заболевания Мар, нельзя исключать возможность стремительного протекания родов. И это может случиться здесь, лихорадочно думал Гай, может, но не должно, ведь в случае кровотечения ее уже не спасти.
«Думай как врач, — приказал он себе. — Трезво, хладнокровно, без эмоций — как врач… как врач!» — Он вернулся в каюту, чтобы еще раз справиться о ее самочувствии.
— У меня схватки, — страдальчески поморщилась она, — но пока довольно редкие.
— Скажи мне, когда будет следующая.
Они сидели и молча ждали. Он наблюдал за ней пристально, как врач… как врач… Заскулил Цезарь. Мар произнесла:
— Ты удивительно профессионален, дорогой. Превосходно смотришься у кровати больной. — Потом вдруг вздрогнула от внезапной боли, и он посмотрел на часы. Было десять минут одиннадцатого. В двадцать две минуты у нее была следующая схватка, и он знал, что скоро интервалы между схватками начнут катастрофически сокращаться, а до Гианниса было еще так далеко.
Поднявшись на палубу, он заметил, что ветер снова поменял направление. Скорость неминуемо снизится, размышлял Гай, если только он не повернет на северо-восток, к Устричной гавани, а потом не ляжет резко на другой галс, чтобы быстро пройти оставшийся путь до Гианниса. Устричная гавань, правда, ближе Гианниса, но там нет больницы. Мар придется везти в Гианнис на машине, если, конечно, ее не отправить в другую больницу, до которой гораздо ближе, ближе всего, отвезти туда, за знакомый маяк на мысе Кивера.
Мар следила за ним глазами, пока он медленно спускался по лестнице. Она сказала:
— Я сама засекла время, дорогой. Схватки следуют через семь минут. Но интервал все время сокращается.
— Да.
— О чем ты думаешь, дорогой?
— Ни о чем.
— Я рожу в яхте?
— Нет.
— Ребенок родится мертвым? Ведь всего шесть месяцев…
— Нет, я думаю совсем не о том. — Он закрыл глаза, уперся кулаками в лоб, потом медленно открыл глаза и снова встал на колени возле ее кушетки. — Мар, — начал он тихо, нежно поглаживая ее лоб, — я снова изменил курс.
— Вот как?
— Мы плывем в ближайшую больницу.
— Ты сказал, ближе всего до Гианниса.
— Я лгал тебе и самому себе.
— Ист-Нортон, — сказала она медленно, потом шепотом повторила: — Ист-Нортон, — и вскрикнула: — Нет, Гай… Нет… Нет!
— Это гораздо ближе.
— О, Гай… Нет, милый, нет!.. Я не о себе думаю, милый, мне все равно. Но это так несправедливо по отношению к тебе… это несправедливо…
— Мар… Дорогая моя, послушай… Я понимаю, что означает для нас вернуться туда, — мы оба это понимаем. Но я не могу рисковать тобой… у нас нет выхода.
Схватки уже следовали одна за другой, когда «Джулия», обогнув мыс Кивера, миновала мол и направилась к причалу. Солнце стояло в зените, играя в окнах больницы, на крошечных створках окон его собственного дома, на кресте церкви Святого Иосифа.
На пристани стоял Чет Белкнап. Откуда ни возьмись, появились и другие любопытные: Билл Уоттс, секретарь суда Гарольд Симз, банкир мистер Поук, у которого была самая большая яхта в Ист-Нортоне и который стоял теперь весь заляпанный краской, в рабочей одежде и шляпе, рекламирующей «Скобяные изделия» Ральфа Месснера.
Чет поймал швартов и привязал яхту.
— Гай, — обратился он к нему. — Рад тебя видеть, Гай.
— Давай машину, Чет!
— Что ты говоришь?
— Давай твою машину! — Он выкрикивал это снова и снова, пока Чет стоял, открыв от изумления рот. Придя в себя, лодочник повернулся и суетливо побежал к стоянке, а Гай спустился в каюту.
У Мар было бледное, искаженное от боли лицо.
— Мы опять здесь, — сказала она.
— Да… Я понесу тебя. Закрой глаза. И ни на кого не смотри.
— Я скверная… Глупая… Надо было лететь…
— Нет… Нет, нет… — Он взял ее на руки, направился было к лестнице, потом остановился и поцеловал ее, подумав о том, что теперь им, наверное, очень долго не удастся побыть наедине.
Он произнес: