Глава IV
Наконец Берт Мосли встретился с Фрэн Уолкер у аптеки. Он тронул ее за руку, она посмотрела на него и молча пошла дальше.
— Фрэн, — умоляюще сказал он. — Ради бога, Фрэн!
Только тогда Фрэн остановилась. Она шла в церковь и была, по мнению Берта, очень хорошенькой в розовом платьице и шляпке, украшенной цветами. Ее алые губы влажно блестели под полуденным солнцем, светлые волосы мягко обрамляли лицо. Он помнил, что всего несколько дней назад она не выглядела такой юной и невинной. Она, конечно, тоже помнила, и он должен был сейчас что-то сказать.
— Нам надо поговорить, Фрэн. Зайдем куда-нибудь. — Фрэн пожала плечами и повернула в аптеку, часть которой занимал кафетерий. Она села в кабинку в глубине зала. Берт устроился напротив.
— Кофе? — спросил он.
— Да. — Она сняла белые перчатки, расправила их и положила на облицованный мрамором столик. — Послушай, Берт… — Она говорила, тщательно подбирая слова: — Ты не виноват… Все лето на дюнах… И в другое время, и в других местах… Мы оба виноваты.
У Берта было красивое волевое лицо, светлые кудрявые волосы, широкие плечи, мускулистые длинные руки, находящиеся в постоянном движении. Ими он беспокойно шарил по столу, без конца переставляя то сахарницу, то кувшинчик со сливками, то горчицу и кетчуп, передвигая с места на место стаканчик с бумажными салфетками. Подали кофе, и он стал тщательно размешивать черную жидкость, хотя не добавлял ни сливок, ни сахара.
— Гай, — спросил он, наконец, — он отвез тебя, да?
— Да, он был очень любезен.
— Он ничего не сказал?
— А что он должен был сказать?
— Не знаю. Что-нибудь.
— Он сказал, что это его не касается. Он не внес наши имена в свой рапорт. Надо просто забыть об этом.
— Значит, никто не знает.
— Да… — Она взяла со стола перчатки, снова надела их. — Вот только Паркер Уэлк заявился туда, как раз когда мы собирались уезжать. Гай сказал ему, что я приехала с ним, чтобы помочь.
— Паркер ничего не заподозрил?
— Нет.
— Что если он заподозрил… Ты же знаешь этого сукиного сына.
— Еще бы.
Берт отхлебнул кофе. Фрэн вела себя странно, как-то отчужденно, думала о своем.
— Ты уверена? — переспросил он. — Ты уверена, что Гай ничего не сказал и что ты сама не сказала ему ничего лишнего?
— Ему-то что я могла сказать?
— Учитывая, как ты к нему относишься…
— Что ты имеешь в виду?
— Перестань, Фрэн! Перестань, пожалуйста!
— Нет, я хочу знать, что ты имеешь в виду.
— Сам не знаю. — И он, правда, не знал. Но Фрэн иногда так смотрела на Гая и так говорила о нем… Гай ведь знает себе цену. Однажды он взял Фрэн покататься на яхте. Она клялась, что между ними ничего не было. Конечно, Берт верил ей. Но все равно…
— Хорошо, — сказал он. — Хорошо. Ты свободна сегодня вечером? Я заеду за тобой около восьми.
— Нет, Берт, не нужно.
— Но ты же свободна, верно?
— Да, но… — Она поднесла ко рту чашку. Он заметил, как рука у нее дрожит и спросил:
— Это как-то связано с прошлой ночью? Тебе неприятно вспоминать об этом? Если бы не пожар, тебе не было бы неприятно. Но пожар был, и Гай видел нас, и это каким-то образом все изменило. Получается, как будто, я виноват. Как будто, я устроил пожар. После него ты стала избегать меня, Фрэн.
— Нет, Берт, это неправда.
— Правда.
— Нет! Пожалуйста, оставим этот разговор! Прошу тебя! Перестань! — Она со стуком поставила чашку на блюдечко. Кофе пролился на белый мрамор. — Прости… прости, Берт… прости. — Ее глаза наполнились слезами. Закрыв лицо руками, она быстро встала и пошла к выходу.
Берт проводил ее взглядом, потом оплатил счет, вышел на улицу и зашагал к себе домой, в маленькую квартирку над антикварным магазином, что на окраине города. Минуя дорогу, которая вела к порту, он заметил яхту Гая, медленно переплывавшую залив. Берт долго смотрел на нее, поджав губы и рассеянно почесывая за ухом. Ему всегда нравился Гай Монфорд. Гая любили все. Его нельзя было не любить. Но Фрэн принадлежала ему, Берту, она — собственность Берта Мосли, а не Гая Монфорда и никого другого. А такая девушка, как Фрэн, такая раскованная, страстная, всегда готовая угодить — редкость в Ист-Нортоне. Он нашел Фрэн, и он ее не отдаст, потому что эта женщина нужна ему. Когда-нибудь, если его чувство к ней не изменится и если он станет, наконец, зарабатывать приличные деньги, а не жалкие гроши, и сумеет вернуться в Бостон, — тогда, возможно, он женится на ней.