— Нет, — сказала Мар, — я не знала.
— Другое дело — судьи. Они ведь замешаны в политике, поэтому им приходится жениться по расчету: из-за денег или положения в обществе.
— Ну, что ты, Клара, — смеясь, защебетала Фрэнсис Треливен.
— Она действительно богата, — сказала Клара. — Уж поверьте мне. Ее дед владел здесь половиной недвижимости, и когда «иностранцы» начали скупать землю под коттеджи…
— Я не говорила, что она не богата, — не отступала Фрэнсис Треливен. — Я лишь хотела сказать, что судья Маннинг женился на ней совсем не поэтому.
— Ха! Он надеялся с ее помощью стать окружным судьей. Но этот номер у него не прошел. Все, на что он способен, — это оштрафовать мальчишку за превышение скорости или заставить Шеффера-пьяницу переночевать в каталажке, а вот Крофорд Страйк из Харпсуэлла занимается только солидными делами, он даже и живет-то не здесь.
Мар сказала:
— Мне кажется, судья Маннинг и его жена — очень приятные люди.
На это миссис Коффин заметила:
— Во всяком случае, Гай Монфорд не женился на медсестре и на деньгах тоже.
— Она была такая милая, — сказала Фрэнсис Треливен. — Джулия… ее звали Джулия, маленькая, жизнерадостная, с короткими рыжими волосами и веснушчатым носом. Гай тогда церковь не посещал, как впрочем и теперь, поэтому она приходила сюда одна и, поверите ли, от нее шел какой-то свет, и все становилось другим. Все.
— Пока это не случилось, — сказала Клара.
— Да.
— Это произошло на моих глазах.
— Клара…
— Да, да, да. И я никогда не забуду, как Ларсон Уитт вытаскивал ее тело из машины.
— Пожалуйста, Клара, не надо сейчас об этом.
— Он положил ее на траву, и все ее белое платье было запачкано кровью. Оно было разорвано, и на груди зияла огромная дыра, и…
Миссис Треливен ушла.
Клара засмеялась:
— Она не выносит, когда говорят о чем-нибудь печальном. Абсолютно не выносит.
Мар сказала, что она, пожалуй, тоже пойдет и попробует вытащить Сэма из этой кучки мужчин в углу.
— Не стоит, дорогая. — Миссис Коффин понимающе улыбнулась. — Ведь он не пьян?
— Нет, но…
— Все в городе знают, что Сэм Макфай пропускает иногда рюмочку-другую, хотя, конечно, ему нельзя ни капли, — потому что когда-то он пил ужасно, пока не свихнулся и его не отправили лечиться. Все это началось после смерти его жены… дело в том, что… — Впервые за этот вечер она заколебалась.
— Продолжайте, миссис Коффин, — сказала Мар.
Миссис Коффин, наконец, решилась и медленно, смакуя каждое слово, произнесла:
— Вы знаете, отец Гая, Пол Монфорд, был доктором.
— Да, миссис Коффин…
— И, кроме того, ближайшим другом Сэма. Они росли вместе в одном городе, как потом Гай с Лэрри.
— Да…
— Видите ли, отец Гая был католиком. И он принимал ребенка Сэма — Лэрри. Роды были тяжелые: жена Сэма истекала кровью, мальчик не дышал. Сорок лет прошло, а Сэм так и не забыл этого.
— Она умерла, — сказала Мар. — Лэрри мне говорил.
— А Сэм так и не простил Пола Монфорда.
— Но почему?
— Потому что Пол был католиком. И Сэм был убежден, что он позволил его жене умереть, чтобы спасти ребенка. Он называл его убийцей.
— Но это неразумно, миссис Коффин. Она бы, возможно, все равно умерла. Кроме того, в подобной ситуации у врача, как правило, нет выбора. Я хочу сказать, что любой доктор попытался бы спасти и мать и дитя. В общем ясно, что все это глупости, досужие сплетни.
— Да… — согласилась миссис Коффин. — Да, это глупо, конечно. Но Сэм был убежден, что это правда. Он начал пить и кричать об этом на каждом углу, пока однажды ночью не напился до чертиков. Схватил ружье, побежал к дому Пола Монфорда и стал стрелять по всем окнам. Сэм хотел убить доктора, но потом появился Джордж Поттс — он тогда был шерифом — и забрал Сэма. Затем его отправили в лечебницу, потому что доктор Монфорд не позволил завести на него уголовное дело. Вернувшись, он взял себе новую секретаршу, Руфь Кили, которая сделала для него больше, чем кто-либо, держала его в руках, ведь он мог снова сорваться, прийти в ярость… и знаете, даже сейчас… он так и не простил Пола Монфорда.
Мар молчала. Она представляла себе Сэма в гостиной, державшего свое неизменное виски или даже две наполненные до краев рюмки, думающего о чем-то. О чем?
— Наверное, я не должна была рассказывать вам об этом. Простите меня…
— Нет, нет, что вы… все в порядке.
В низкой комнате было слишком жарко. Потрескивали нагретые батареи, мужчины в углу смеялись, то громче, то тише звенели женские голоса, а миссис Коффин стала опять извиняться, поскольку это, действительно, был разговор, не очень подходящий для церковного ужина.