Что делать? Закричать? Мне показалось, что все кричат при виде огромного тигра! Ударить его? Всегда находятся храбрецы, дающие отпор! Бежать? Все бегут при виде тигра… А что если…
«Представь, что это — большая киса!», — стиснула я зубы, даже не представляя, как буду это делать. «Просто большая киса, которая хорошо кушала!», — подбадривала себя я. «
Это — безумие!», — орало что-то внутри.
Огромная пасть открылась, а я успела выставить дрожащую руку и… почесать его за ухом. Пасть захлопнулась.
— Ты что творишь! — прорычали мне в лицо, когда я чесала его голову.
Я чесала, понимая, что такого он не ожидал. Мне показалось, что он ожидал все! Крики, мольбы, бегство, нападение, но не почесание за ухом!
— Ты понимаешь, что я тебе руку отгрызу, когда ты закончишь? — послышался странный голос. Его голова сама тянулась к моей руке, а хвост замер.
Еще бы! Понимаю!
— Ненавижу, — прорычал огромный кот, сощурив глаза. — Ненавижу, но левее! Еще левее! Попала!
В голове промелькнула мысль о том, что «коврики» не просто так мне намекали. Могли бы и прямым текстом сказать: «Если что не так — чеши! Либо его величество, либо отсюда подальше!».
Моя рука впивалась в густой мех, а хищник замер, глядя на меня глазами, наполненными ненавистью.
«Будешь почетной чесальщицей его величества», — причмокнула совесть, представляя целый гарем рукастых чесальщиц, в котором для меня фантазия уже освободила уютное местечко. «Мои ру-у-у-уки!», — рыдали девицы, глядя на свои стертые об его величество конечности.
— Урррр! — возмутился Титикака, требуя, чтобы его тоже чесали! Но дотянуться до него я не могла. Пришлось разуться и выставить вперед ногу. А то несправедливо! Узурпируют маму! Проклятый дядя — узурпатор! И тут успел!
В позе подбитой ласточки я стояла, прислонившись к стене.
— Я просто уничтожу тебя, — слышался тихий голос с затаенной злостью. В этот момент рука начинала чесать за ухом с удвоенной силой. Как не чесала никогда! Все соседские котики умерли бы от зависти!
— Ррррр, — послышался стон, сквозь который сочились такие проклятия и пытки, от которых моя попа сморщилась косточкой от персика. — Р-р-разор-р-рву…
Я с надеждой смотрела на дверь, в надежде, что кто-то войдет. «Срочное дело! Ваше величество! Бросайте все!», — чудилось мне спасительное. Но за дверью было тихо.
— Ну хоть бы нам войну кто-то объявил, — мысленно стонала я, понимая, что еще чуть-чуть и потеряю равновесие.
— Ай! — округлила я глаза, видя довольного Титикаку. Он решил, что нет ничего вкуснее моего пальца. А если он еще и в майонезе…
Я сползла по стенке, не убирая руки от его величества. Зато моими пальцами лакомились, делая нежный кусь и заглядываясь на меня честными голубыми глазами.
— Ты мне сразу не понравилась, — слышался страшный голос. — Сразу, как я тебя увидел…
— А я и не старалась, — вздохнула я, видя старания Титикаки. Заботливый малыш считал, что мужчины должны носить меня на руках. Поэтому отгрызть мне половину ноги — это самая замечательная идея, которая вдруг посетила светлую голову.
Стоило мне повернуть голову, как я увидела перед собой страшную морду.
— Это они тебе сказали? Да? — послышался вкрадчиво — зловещий голос. Мне пристально посмотрели в глаза.
— Нет, сама догадалась, — осторожно заметила я, пытаясь выгородить «ковриков», чтобы им не досталось по коврижкам.
— Не верю. Пр-р-равее, — прорычали мне в лицо, пока моя рука срочно просила сменщицу. Но «сменщица» была занята Титикакой. Тот подставил голову, настойчиво ловя руку и компостируя ее острыми зубами.
У каждого мужчины есть свои эрогенные зоны. А тут одна, сплошная…
Дверь так и не думала открываться с криками: «Пожар! Горим! Спасайся, кто может!» или «На нас напали, милорд!».
«Держаться нету больше сил!», — ныли руки и нога, которая тоже участвовала в процессе. Мне казалось, что у меня из глаз текут слезы. А если выживу, то останусь чесательным инвалидом.
Огромные когти мяли ковер, а Титикака решил, что меня пора спасать. И схватил зубами пояс от халата. Он тянул за него зубами, как бы намекая, беги, мама, беги! Я локтем прижимала халат, обещая себе впредь спасать себя сама.
— Не там! — рявкнули на меня, пока рука металась в поисках волшебного «там».
— Зря вы злитесь, — прошептала я огромной морде, нависающей надо мной. — Нет тут ничего такого… эм… Я тоже люблю, когда мне чешут спинку… И не стесняюсь этого!
В ответ послышался угрожающий рык.
— Понимаю, вы — мужчина… Но что в этом такого? — прошептала я, видя как жизнь уже помахала мне концом. — Так что давайте оставим это в тайне. Поверьте, я — могила. Или вы думаете, я буду бегать по дворцу с криками: «Угадайте где и кого я чесала?!». Вы за кого меня держите? Я не собираюсь после этого ходить с табличкой: «Чесала его величество! Где — не скажу!».