- Оставить коней! Копать снег! - крикнул Андрей Андреевич.
Увязая в снегу, пограничники прошли вперед. Лопатками, шашками и просто руками начали рыть снег. Рыли, лихорадочно торопясь, сосредоточенно и молча.
По узкой траншее вели коней. Андрей Андреевич шел впереди. Он работал лопаткой.
Медленно продвигаясь, пограничники вгрызались в снег.
Звуки выстрелов становились все громче и громче.
3
Трижды басмачи пытались перейти реку.
Трижды Николаенко и Закс гранатами отгоняли их обратно. Но с каждым разом басмачи подходили все ближе и ближе. В последний раз им удалось дойти почти до берега. Они изменили тактику и в атаку шли не все. Человек десять бросились в реку, а остальные продолжали перестрелку.
Молодой басмач в распахнутом халате, ранивший Закса и Кутана, очевидно был вожаком. Хромая, он перебегал за камнями, отдавал приказания и изредка сам стрелял.
В короткие передышки между атаками басмачей Николаенко и Закс сидели молча, тяжело дыша и не глядя друг на друга. Они больше не смеялись. Лица их были черные от грязи и дыма, пот тонкими струйками стекал из-под взмокших шлемов.
Пуля ободрала кожу на щеке Николаенко.
У Закса все сильнее и сильнее болело плечо. Часто он, стиснув зубы, подавляя невольный стон, принуждал себя двигать немеющей рукой.
Кутан начал бредить. Он метался на земле, рвал повязку и кричал что-то по-киргизски. Закс сполз с камня и подошел к нему. Кутан был страшно горячий, губы его запеклись, глаза подернулись пеленой. Ничего не видя, он смотрел прямо вверх, выкрикивал киргизские слова вперемежку с русскими ругательствами и скрипел зубами.
Закс вытер ему лоб и рот своим мокрым шлемом.
Кутан пришел в себя.
- Пить... - попросил он.
Закс приподнял его голову и поднес шлем к губам. Кутан стал сосать мокрую материю.
- Скорее, скорее сюда!.. - крикнул Николаенко. От непомерной усталости он почти потерял голос. Хриплый крик прозвучал страшной тревогой.
Закс подполз к нему. Басмачи все еще не стреляли, было все так же тихо. Где-то в кустах звонко чирикнула птица.
Николаенко, протягивая руку, показывал в ту сторону, где извивалась тропинка. Закс посмотрел и вздрогнул: из-за поворота тропинки, пригибаясь за камнями, бежали басмачи. Они бежали один за другим молча, держа винтовки наготове. Они перешли реку за поворотом выше по течению и бежали к камню.
Пограничники поняли, что это - конец. Басмачи готовились ударить одновременно с двух сторон.
- Прощай, Яша, - прохрипел Николаенко.
Они обнялись.
- Ну, так уж недаром, - шепнул Закс, - подожди стрелять, пусть подойдут...
Николаенко отполз, повернулся и готовился встретить басмачей с фланга. Закс лежал лицом к реке. Басмачи с того берега ползли к воде. Все еще было тихо.
Первым выстрелил басмач в распахнутом халате. Он выстрелил в воздух и визгливо закричал, призывая аллаха. Крик подхватили остальные. Они стреляли на бегу, и снова ущелье наполнилось грохотом и шумом. Пограничники не отвечали.
- Хоть бы одну гранату еще... - бормотал Николаенко, - хоть бы одну... - Гранат больше не было.
Басмачи перешли реку. Только вожак в распахнутом халате остался на той стороне. Верхом, он кружился по берегу, кричал приказания и размахивал маузером. Басмачи лезли к камню, поднимаясь по тропинке и пробираясь через заросли кустарника.
Пограничники не стреляли. Закс видел, как шевелятся, вздрагивают кусты. Басмачи поднимались все выше и выше.
Слева, на тропинке, басмачи подошли совсем близко. На несколько минут они задержались, прячась за выступом скалы, потом закричали и побежали к камню.
Николаенко выстрелил. Рослый рыжий киргиз в синем халате схватился за живот и рухнул под ноги бежавшим сзади.
Закс тоже начал стрелять.
Не видя друг друга, оба пограничника улыбнулись, ничего не сказав. Холодное спокойствие овладело ими. Каждый по-разному подумал об одном и том же: хорошо, что умирать приходится не в одиночку.
К Николаенко бежало шестеро басмачей. Обойма кончилась, перезаряжать не было времени. Николаенко отбросил винтовку, вынул клинок и встал. Нетвердой походкой пешего кавалериста он пошел навстречу басмачам.
- Ура!.. - крикнул он и в грохоте пальбы сам не услышал своего голоса.
Но, как эхо, откуда-то сверху загремело "ура", и на склоне горы по ту сторону реки показалась цепь пограничников.
Николаенко не видел их и не понял, в чем дело.
Басмач, бежавший впереди всех, странно дернулся, споткнулся и сорвался в пропасть. Потом еще двое упало, убитые наповал.
Николаенко остановился, подняв клинок и широко расставив ноги. Он никак не мог сообразить, что произошло. Басмачи бежали, стреляя куда-то в сторону. Потом Закс верхом проскакал мимо него, размахивая шашкой и крича, как безумный.
Только тогда Николаенко увидел, как на том берегу реки, в дыму и грохоте, скакали пограничники, настигая басмачей. Впереди, на гнедом коне, несся комендант.
Из всей шайки ушел только один басмач в распахнутом халате.
4
Кроме Кутана, в отряде не было проводников. Пришлось повернуть обратно.
Из веток елей сделали носилки и прикрепили их к седлам. Кутан лежал на носилках. Он часто впадал в забытье, бредил и метался. Его приходилось привязывать. Не знали, чем кормить его, - ни мясные консервы, ни ржаные сухари, конечно, раненый есть не мог. Единственной более или менее пригодной пищей был шоколад. Шоколад растирали и смешивали с теплой водой. Весь шоколад отдали для Кутана.
На перевалах лежало много снега, осенние ветры наметали высокие сугробы. Становилось все холоднее и холоднее. Бойцы укрывали Кутана своими тулупами и гнали лошадей. В самых трудных местах носилки снимали с седел и несли на руках. Шли целыми днями, ночевали где придется, и через шесть дней пришли в Каракол.
Кутан умирал. Весь отряд прошел по городу и остановился у ворот больницы. Носилки сняли и пронесли в приемную. Закс, Николаенко и Андрей Андреевич шли за носилками.
Седой старичок-врач, опасливо косясь на винтовки и шашки бойцов, на их похудевшие, обветренные лица, взволнованно протирал пенсне и слушал тихий, спокойный голос Андрея Андреевича.
- ...Вот, доктор, я и прошу вас, - говорил комендант, - вылечить этого киргиза во что бы то ни стало. Понимаете? Но не то, чтоб он выжил, этого мало. Он мне нужен совершенно здоровым. Погодите. Я знаю очень хорошо все, что вы скажете, - вы ни за что не отвечаете, вы ни за что не ручаетесь. Но мне - поймите, доктор, - мне необходимо совершенно вылечить его. И вы добьетесь этого. Правда, доктор?
- Хорошо, товарищ, он будет здоров, - неожиданно для самого себя, уверенно ответил врач.
- Я так и знал, - сказал комендант, слабо улыбаясь. - Простите, доктор, мы наследили тут у вас. Если нужно что - позвоните. До свиданья.
- Мне ничего не нужно, - буркнул доктор. - Прощайте.
Комендант вышел, сутулясь и с трудом передвигая ноги. Бойцы пошли за ним. Проходя мимо доктора, Закс остановился и тронул старика за рукав.
- Простите, гражданин врач, - сказал он шепотом. - Этот наш киргиз верно будет живой?
- Я же сказал вам, милостивые государи! - сердито закричал доктор. Я же сказал вам, черт возьми совсем, что он будет жив. Понятно или нет? Я еще не видел его раны, я не знаю, может быть он ранен абсолютно смертельно, может быть он уже умер, - вам ведь все равно. Вам надо, чтоб он был живой, и больше вас ничего не интересует. Ну и оставьте меня в покое! Поняли? Оставьте меня в покое! И не шумите здесь! У меня больные! Вот-с!.. - и он с грохотом захлопнул дверь.
Николаенко и Закс на цыпочках спускались с лестницы.
Восемь суток старичок-доктор боролся за жизнь Кутана. Восемь суток Кутан не приходил в сознание. Но доктор победил, и на девятые сутки, поздно ночью, уходя из больницы, он сказал сиделке: