Ими оставалось только воспользоваться.
Глава третья
Аустерлиц
8 ноября 1805 года армия сошлась в городке Вишау с авангардом Буксгевдена.
«Новички» – так звали кутузовцы родных гостей – бросились к ним, и пошли объятия и целования! Трудно было даже решить, кто более кому обрадовался. Ветеранам сделалось вдвое веселее, имея на подмогу столько бравых товарищей. Через два часа Подольской армии ударили подъем – громкий звук этот ласкал слух солдата, ибо барабан грохотал для них впервые по выходе из Кремса. Колонны тронулись, но долго еще оборачивались воины и глядели издалека на прибывших соратников.
Два дня дано было на отдых и приведение в порядок амуниции. На третий, в десять часов утра, в прекрасный солнечный день, Подольская армия была выстроена и расположилась по команде «Вольно» у подошвы Ольмюцких высот. Около полудня по батальонам разнеслось: «Смирно!», и вслед за тем прискакали адъютанты, говоря: «Приготовьтесь! Государь император встречает вас на холме у дороги…»
Солдаты приосанились. Был дан приказ к началу марша. Семенов нес знамя Ярославского полка – на красном древке с медным навершием красный Андреевский крест на белом поле с коричневым российским гербом в центре и вензелями Александра I по углам. Едва стали подыматься на гору, как скомандовали: «Глаза налево!»
На склоне высокого холма, далеко впереди блестящей свиты, сидел на белом коне император, молодой, румяный, белокурый, в темно-зеленом мундире с высоким, подпирающим щеки красным воротником и голубой Андреевской лентой через плечо. Музыки не было, и Александр с видимым удовольствием отбивал своим щегольским тупоносым сапогом с кисточкой такт под скорый солдатский шаг. При прохождении каждого полка он ласково с ним здоровался.
Несколько поодаль, по другую сторону дороги, стояла под ружьем гвардия и Волынская армия Буксгевдена. В сравнении с кутузовцами все солдаты там выглядели женихами. Ослепляла белизна портупей, перевязей, панталон; гренады из желтой меди на шапках у гренадер, золотые унтер-офицерские галуны и обер-офицерские знаки, надраенные мелом плоские пуговицы – все это сверкало, как лучи солнца на пажитях. Особенно выделялась гвардия: подобраны были красавцы и великаны, один другого лучше, словно сошедшие с картинки.
Сергей Семенов невольно перевел взгляд на своих боевых приятелей и нашел, что они походят более всего на кузнецов, отошедших от горна. Как ни старались солдаты, как ни колдовали над амуницией – она уже почти превратилась в ветошь. Когда армия взобралась на высоту и заняла позицию, император, объезжая фронт, невольно спросил у кутузовцев:
– Давно ли на вас была вода?..
В ответ гремело обычное:
– Рады стараться, ваше императорское величество!..
Армия простояла в Ольмюцком лагере шесть дней.
Пока кутузовцы радовались встрече с товарищами, пришедшими им на подмогу из России, Михаил Илларионович устроил парадный обед для своих ближних – Тизенгаузена, Бибикова, Дишканца, Кайсарова, Четвертинского, Шнейдерса, Злотницкого.
От двух бокалов токайского приятно кружилась голова, позади, кажется, было самое трудное, почти невыполнимое. Государь при встрече выразил Михаилу Илларионовичу свою горячую признательность за разбитие Мортье и спасение армии. Можно было позабыть хоть на время о Бонапарте и его угрозах и предаться воспоминаниям о родных, о Екатерине Ильиничне, о дорогих дочурках. О самой любимой – Лизоньке, которая выехала в армию и скоро должна прибыть в Тешен…
Но молодые офицеры наперебой, не давая говорить один другому, припоминали подробности минувшего похода, эпизоды боев и полученного ими боевого крещения при Кремсе.
Живоглазый, со смуглым татарским лицом Кайсаров, сбросив темно-синюю ментию на спинку стула и расстегнув по-простецки свой нарядный гусарский доломан – красный, опушенный белой овчиной и расшитый серебряными шнурами, возбужденно повторял:
– Помнишь, Фердинанд? Дорогу на Штейн? Как ты отбил нашу пушку… Как мы с тобой, Павлом и Шнейдерсом карабкались в горы?..
– А как потом штыками сбросили француза с утесов? – горячо подхватил подпоручик Бибиков, с юношеским румянцем во всю щеку, сидевший вовсе по-родственному: гвардейский мундир внакидку, золотой крестик выбился поверх тельной рубахи.
«Вылитый Александр Ильич! Таким и был в молодости его знаменитый дядя!» – невольно подумалось Кутузову, который добродушно внимал беседе молодых ветеранов: Кайсарову двадцать два года, Тизенгаузену – двадцать четыре, Четвертинскому – двадцать один, Бибикову – девятнадцать, а Злотницкому нет еще и восемнадцати!..