Десятилетиями не подвергалась сомнению дата рождения полководца — 5(16) сентября 1745 года. В метрических книгах церквей Санкт-Петербурга за 1745–1748 годы сведения о дате рождения Михаила Илларионовича отсутствуют. Тем не менее в середине прошлого столетия в примечаниях к Формулярному списку М. И. Кутузова от 2 января 1791 года оговаривалось: «Необходимо отметить, что хотя принято считать годом рождения М. И. Кутузова 1745 год, данные формулярных списков не соответствуют этой дате. Так, в списке 1769 г. показано, что Кутузову в то время 22 года, в списке 1785 г., что ему 37 лет, в копии списка 1791 г. — 43 года, что соответствует дате рождения 1747 или 1748 года»39. Ю. Н. Гуляев привел еще два документа, обнаруженные в Архиве Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи и подкрепляющие эту версию. Первый документ — «покорнейшее доношение» отца нашего героя генерал-фельдцейхмейстеру графу П. И. Шувалову от 17 апреля 1759 года, в котором сообщается: «Имею я сына Михайла одиннадцати лет, который на первой указанный срок, имея тогда от роду седьмой год, Правительствующего Сената в герольдмейстерской конторе явлен, от которой для обучения российской грамоте отпущен в дом по 760 год до июля месяца»40. В другом документе уточнен срок первого «явления недоросля Михаилы Голенищева-Кутузова» в Герольдмейстерскую контору Правительствующего сената: «754 года июня 26 дня». Порядок определения дворян в службу регламентировался Указом 1742 года, согласно которому все недоросли, достигшие семи лет, должны были являться на первый смотр в Герольдмейстерскую контору или в губернские города к губернаторам. После чего они возвращались домой, приняв обязательства ко второму смотру в 12-летнем возрасте обучиться грамоте. Следовательно, если в 1759 году Михаилу Голенищеву-Кутузову было одиннадцать лет, а в день «первого смотра», как и положено, — семь, то годом его рождения следует считать 1747 год. Правда, все гипотезы строятся не на метрических свидетельствах, а на основании арифметических вычислений; в документах встречаются даты, соответствующие и 1745 году. Однако в 1845 году в Петербурге вышел сборник статей Н. Полевого «Столетие России», и одна из статей была посвящена М. И. Кутузову: «Сто лет — думал я, смотря на изваяние Русского воеводы — сто лет свершилось с того года, когда родился ты, муж великий! Сто лет, в которые совершил ты свои подвиги, и уже тридцать два года, как почил ты среди потухших громов!» А ведь в это время были живы дочери и внуки полководца, точно знавшие число, месяц и год его рождения!
Отец М. И. Кутузова, как и его бабка, «женщина, состарившаяся в добродетели, благочестивая», судя по всему, не склонен был баловать детей. Но даже допустив, что отец почему-то решился продлить безмятежное детство старшего сына, нельзя не признать, что ему трудно было бы ввести в заблуждение Герольдмейстерскую контору. По свидетельству родственников, «одаренный крепким сложением, Кутузов начал ходить и говорить на первом еще году своего возраста» и, «отличаясь телесною красотой, являл собой совершенную дородность». Так или иначе, в роду «простых псковских дворян» появился очередной мужчина, «схватившийся за меч», которому предстоял нелегкий путь. На исходе XVIII века, поздравляя своего родственника и земляка, «простого псковского дворянина» И. Л. Голенищева-Кутузова, с назначением президентом Адмиралтейской коллегии, что соответствовало I классу государственной службы, М. И. Голенищев-Кутузов заметил: «Ежели такой дворянин дошел до фельдмаршала — такой видно родился необыкновенного покроя». О своем «покрое» он в те дни и не загадывал…
Образованный русский офицер — мечта, которую на протяжении столетия преследовали российские монархи, начиная с Петра Великого. Основатель регулярной армии в ходе затяжной войны со шведами убедился, что на иностранных наемников, несмотря на их «обширные сведения», которых так недоставало в России, не всегда можно было положиться. В жестоком противостоянии с войсками Карла XII им подчас не хватало стойкости: так, в 1700 году в неудачном для нас сражении под Нарвой русский главнокомандующий фельдмаршал де Круа и вместе с ним 40 офицеров-иностранцев прямо на поле боя перешли на сторону противника. Однако несколько русских полков устояли в бою, и в их числе — гвардия, «возлюбленные чада» Петра. Они-то и стали ядром регулярной армии, которую всего девять лет спустя после нарвского погрома Петр Великий приветствовал под Полтавой: «Здравствуйте, сыны Отечества! Никто не в состоянии совершить подвига, какой совершили вы, смело смотревшие в лицо смерти… Храбрые дела ваши никогда не будут забвенны у потомства!» Великий русский поэт А. С. Пушкин был уверен: «Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы». Однако середина XVIII столетия не ознаменовалась торжеством образования в военной среде. Автору «Исторического очерка 2-го кадетского корпуса», на наш взгляд, удалось выразить своеобразие той ситуации: «Судьба военно-учебных заведений в нашем отечестве представляет такой интерес, какого не может представлять она ни в одном другом государстве. <…> По меткому выражению профессора В. О. Ключевского, мы начали учиться у наших западных соседей с пушки, а затем уже перешли к другим отраслям знания. Этим объясняется, что история военной школы в первое время возникновения ее у нас почти сливалась с историей русского просвещения вообще»1.