вствовав угрозу для себя, таких малых и беззащитных, истерически звали на помощь. Тем более что они сами получили подтверждение: «должники», как помниться, дымили. Пришлось затушить окурок, схватить «пассажиров» и перейти в другое место. Иногда он отпускал щенков на землю и, отдыхая, наблюдал за ними. Кутята, стоит отметить, улизнуть не пытались - привыкли, видать. Правша вёл себя активнее: отбегал дальше, от души тявка и не оставлял попыток цапнуть. Сталкер, скрепя зубы и сдерживая мат, призывал на помощь всю накопленную за годы службы выдержку, дабы не отфутболить негодяя в первый попавшийся гравиконцентрат. Левша же, наоборот, вёл себя вяло и вместо того, чтобы бегать на пару с товарищем, норовил прилечь. «Пришибленный какой-то... Даже не скулит... От смерти мамки, чтоль, никак не отойдёт?» Ник отвлёкся на минуту, приникнув к оптическому прицелу. Убедившись, что в окрестностях никого нет, он с улыбкой, которую при большом желании можно было бы даже назвать «тёплой», посмотрел на щенят. Правша уже успел смотаться к аномалии неподалёку, откуда умудрился вытащить мелкую кость менее удачливого зверька и теперь, косолапя, возвращался донельзя гордый собой, держа хвост пистолетом. Сталкер присел и почесал Правшу за ухом. Тот, вопреки обыкновению, не огрызнулся, а прогнул шею, а потом и вовсе плюхнулся на землю, подставив ещё не заросшее шерстью пузо. Впервые за долгое время Ник не мог сдержать смеха: - Ха-ха-ха... Ну какой же монстр? Ребёнок он и есть ребёнок. Стоп, погоди... Ты сучка, что ли? Ха, а реально ведь... Ладно, доберёмся, сварганю тебе бантик на голову. Чёрный. Что скажешь?. Правша куснула за палец, но на этот раз не сильно, можно сказать, играючи. - Ну, а ты какого мнения, брательник? Или ты тоже сестрица? Левша не отреагировал. Сталкер поднял щенка за шкирку и оценивающе посмотрел. Как раз в этот момент у Ника заныло в животе. Он нахмурился. Через несколько минут два шнурка была натянуты на горизонтальную ветку, а Правша закинута во вновь завязанный мешок. Сталкер присел у Левши, погладил щенка по голове, прикрыл ему глаза рукой и вспорол яремную вену острым ножом... Как только ночь вступила в свои права, тварь вновь явила себя просторам Зоны. Тьма была её средой обитания, и она могла являть свой страшный лик лишь тогда, когда чувствовала ласковые объятия ночи. Дневной свет, рассеивающий и разгоняющий тень, был ей ненавистен. Всем всё видно, все всех видят. Нет места фантазии и воображению. Строго говоря, тварь была достаточно сильна и быстра, чтобы расправиться с любым врагом и в открытом бою. Но она не любила показываться. Мрак бархатом обволакивал её, даруя невиданное могущество. Когда солнце заходило, тварь всходила на свой трон ночной императрицы, дочери Зоны, перед которой в ужасе трепетали все без исключения жители аномальной страны. Те двуногие, считающие себя разумными чужеземцы, что совершали отчаянные грабительские вылазки, даже и не подозревали о её существовании. Тем не менее, знание не прибавило бы ни единого шанса на спасение в случае встречи. Сегодня она явилась вновь. Не выползла из норы, подвала или какого-либо другого убежища, где другие ночные существа пережидают светлое время суток - она именно материализовалась, там, где вчера её застал рассвет. Чужеземец не заметил бы её появления. Воплотившись из темноты, тварь с наслаждением потянулась от носа до кисточки длинного хвоста, выпустив притом когти. Закончив с моционом, существо вдохнуло прохладный воздух. Один вдох давал ей полное представление о том, что изменилось в империи. Её империи. Сегодняшняя сводка новостей тварь явно не устроила. Сердито фыркнув, она присела на все четыре мощные лапы, примерилась, после чего, оттолкнувшись от земли, прыгнула. Несмотря на внушительную массу, приземлялась она легко и грациозно. Тварь спешила. Поданные, чувствуя её приближение, падали не землю или забивались в самые укромные углы, лишь бы ненароком не пасть жертвой гнева. Чужеземцам же, славящимся неумением и нежеланием видеть, слышать, чуять и самое главное - понимать, пробегающая мимо тварь казалась лишь дуновением холодного ветра. Блаженны незнающие, ибо если люди осознавали опасность, то едва бы они сумели сомкнуть глаза. Цель была уже близко. Перемахнув через овраг, существо приземлилось на грунтовую дорогу посреди деревни и внимательно провело вокруг взглядом. То, что волков уже нет в их законной обители, оно почувствовала ещё на подходе. Вопрос - почему? Она неспешно обошла деревню, то и дело втягивая в себя прохладный ночной воздух, восстанавливая тем самым для себя картину произошедшего. На месте, где пролилась кровь одного из «должников» она задержалась подольше, пару раз копнув землю когтистой лапой. Когда она нашла обгорелые остатки стаи, ярость, холодная, как девятый круг ада, наполнила её сердце. Зрачки сузились, лапы непроизвольно выпустили когти. Вскоре нашёлся и след. И не один, а два. Сначала это открытие привело существо в замешательство. Первый след, жирный, однозначно принадлежал большой группе. Второй, тонкий, но необычайно яркий, оставленный одиночкой, вёл совсем в другую сторону. Казалось бы, что думать. Выбирают зайца пожирнее. Тварь двинулась было по «большому» следу, но уловила новые нотки в «маленьком». Такие, что заставили её остановиться и вновь принюхаться. - Я вот только как вспоминаю чего-нибудь приятное, вот у меня настроение сразу улучшается, - довольно проговорил Окорок, вскрывая ножом очередную банку консервов. - Офигел я уже от твоих воспоминаний, - пробормотал паренёк. Он набился в компанию к двум опытным ходокам, Окороку и Валенку, и был несказанно рад своей удаче. Мужики бывалые, с хорошей репутаций. Окорок - здоровый, как кабан, добряк, с роскошными гвардейскими усами, среднего возраста. Кровососа, говорят, когда-то голыми руками забил. Валенку же давно пора на пенсию, но смотри ты - на старости лет в Зону подался. И ведь везёт же ему до сих пор. Остановились в старой школе. Настаскали в кабинет директора побитой мебели, развели костёр. Валенок, чья вахта была последней, практически тут же закемарил. Окорок, сославшись на выпитый пару часов назад энергетик, засыпать отказался. Вместо этого он решил развлечь неофита, рассказывая ему истории из своей длинной и насыщенной жизни. На шестой байке в душе новичка поселилось жгучее желание нарушить сто пятую статью Уголовного Кодекса. - Ну, вон Валенок, например, - прочавкал Окорок. - Думаешь, старина в бороду - значит, как сталкёр негоден? Китайцы вон, кстати, лет по семьдесят, и бодрячком. Как и Валенок. - Офигеть. - Ну понимаешь, выходят китаёзы поутру из своего селения, становятся на площадь, и делают пасы руками такие... -Тайдзицюань! - Ну, вот. Вот и дед так же. Утром увидишь. Всё медицина народная. Я вот, ещё, помню в деревне я когда был, ну как в деревне, на стройке в сельской местности работал, была там одна дура... - Ты можешь заткнуться, а?! - взорвался новичок. - Просто блин, помолчать?! - Ну, ну... - Меня твои истории уже просто достали, я не могу их слушать! Одна история офигительнее другой просто! Про гимнастику, блин, про ночных монстров! Души умерших, блин, по Зоне бродят... - А ведь реально бродят... - Ты что несёшь, блин?! Окорок открыл было рот, чтобы ответить, но тут послышалось оно. Начинающий сперва даже понял, что это за звук. То, что они слышали, поначалу напомнило скрип гвоздя по классной доске. Но звук быстро набрал высоту, и новичок вспомнил: мартовские коты под его окном каждый год орали примерно так же. Вот только от их арий не возникало желания упрятаться куда поукромнее. Это был крик. Звериный. Пробирающий до самых костей, холодной лапой сжимающий сердце. Земное животное, казалось, не могло кричать так. Столько боли, тоски и... злобы было в этом звуке. Ор то стихал, то вновь накатывал с новой силой. Сталкеры сидели, не решаясь пошевелиться, парализованные неслыханным криком. Валенок, проснувшийся в холодном поту, вцепился в верную двустволку как ребёнок в плюшевого мишку. Неизвестный крикун взял особо высокую ноту, а потом затих так же внезапно, как и начал. Старик судорожно тряс целофаном, пытаясь выдавить из пачки непослушными пальцами таблетку нитроглицерина. Через пять минут Окорок таки нарушил молчание: - А вот про это у меня истории нет... - Да ешь, ешь, дурилка картонная... Правша фыркала, отворачивала морду, но есть свежеприготовленный шашлык категорически отказывалась. - Тебе что, запах, что ли, не нравится? Да наплюй ты на этот запах... Давай я тебе сопатку зажму... Сталкер попытался одновременно зажать волчонку нос и пропихнуть в рот кусочек мяса. Правша вырывалась и щёлкала маленькими челюстями, пытаясь вместо еды куснуть подающую руку. - Ай! Да чтоб тебя! Сталкер в сердцах ударил кулаком по полу. Выпустив таким образом пар, он сник и как-то жалобно произнёс: - Ну нет у нас других харчей, нет, понимаешь ты? Жри, блин, что дают... Щенок тихонько зарычал. - Ну и дура, - в сердцах припечатал Ник. Для ночлега выбрали брошенный грузовой вагон. Неизвестно, почему три вагона отцепили и оставили посреди путей, не дотащив до полустанка, ровно как непонятно то, что перевозил состав - за долгие годы груз, если он и был, уже успели растащить. Так или иначе, если забраться в один из вагонов, задвинуть дверь и зажечь оставленную каким-то заботливым путником керосинку - ночь можно провести в относительном уюте. Путевые листы и коробка с карандашами, как води