Пан, возлежавший на ложе из сена, сел и так же весело глянул на детей:
- Пастушка, - спросил он, - кто эти дети?
- Это дети Философов из Койла-Дорака; их матери - Седая Женщина из Дун-Гортина и Тощая Женщина с Инис-Маграта, и это славные, бедные детишки, Господь их благослови.
- Зачем они пришли сюда?
- Спроси у них сам.
Пан, улыбнувшись, повернулся к детям:
- Зачем вы пришли сюда, детишки? - спросил он.
Дети глазами спросили друг у друга, кто из них будет отвечать, и ответил Шеймас Бег:
- Отец послал меня к вам, сэр, повидать вас и сказать, что вы поступаете нехорошо, не отпуская Кэйтилин Ни Мурраху домой.
Бригид Бег повернулась к Кэйтилин:
- Твой отец приходил к нашему отцу и говорил, что не знает, что с тобой, и что, может быть, черные вороны уже клюют твое тело.
- А что ваш отец сказал на это? - спросил Пан.
- Он сказал, чтобы мы пошли и попросили ее вернуться домой.
- Ты любишь своего отца, девочка? - спросил Пан.
Бригид Бег на мгновение задумалась.
- Не знаю, - ответила она.
- Он вообще-то не обращает на нас внимания, - встрял Шеймас Бег, поэтому мы не знаем, любим мы его или нет.
- А Кэйтилин я люблю, - сказала Бригид, - и тебя тоже.
- И я, - сказал Шеймас.
- И вы мне нравитесь, детишки, - сказал Пан. - Идите, садитесь ко мне, и поговорим.
Дети подошли к Пану и сели по обе стороны от него, а он обнял их руками.
- Дочь Мурраху, - сказал он, - нет ли в доме еды для гостей?
- Есть коврига хлеба, немного козьего молока и сыра, - ответила та и занялась приготовлениями.
- Никогда не пробовал сыра, - сказал Шеймас. - Он вкусный?
- Конечно, - ответил Пан. - Сыр, сделанный из козьего молока, весьма крепок, и его полезно есть тем, кто живет на свежем воздухе, но не тем, кто живет в домах, потому что у таких людей не бывает аппетита. Таких убогих я не люблю.
- А я люблю поесть. - сказал Шеймас.
- Я тоже. - сказал Пан. - Все хорошие люди любят поесть. Голодный человек - хороший человек, а не голодный человек - плохой человек. Лучше быть голодным, чем богатым.
Кэйтилин, поставив детям еду, села перед ними.
- Не думаю, что это верно, - сказала она. - Я всегда была голодна, и это никогда не было хорошо.
- Если бы ты всегда была сыта, это понравилось бы тебе еще меньше, ответил Пан, - потому что когда ты голодна, то живешь, а когда не голодна, то живешь только наполовину.
- Чтобы быть голодным, надо быть бедным, - ответила Кэйтилин. - Мой отец беден, и в этом нет для него ничего хорошего, а только работа с утра до ночи, и она никогда не кончится.
- Мудрому плохо быть бедным, - сказал Пан, - и плохо глупому быть богатым.
Богатый глупец не думает ни о чем другом, как первым делом укрыться в темном доме, и там он утоляет свой голод, и будет делать это до тех пор, пока его голод не умрет, а сам он не станет навроде мертвеца; но мудрец, который богат, будет бережно сохранять свой аппетит. Все, кто были богаты долгое время, или богачи от рождения, много времени проводят вне своих домов, и поэтому они всегда голодны и здоровы.
- У бедняков нет времени на мудрость. - сказала Кэйтилин.
- У них есть время на голод, - сказал Пан. - Большего я от них не прошу.
- Мой отец - очень мудрый, - сказал Шеймас Бег.
- Откуда ты это знаешь, малыш? - спросил Пан.
- Потому что он все время говорит.
- И ты всегда слушаешь?
- Нет, сэр, - сказал Шеймас. - Когда он начинает говорить, я ложусь спать.
- Очень умно поступаешь. - сказал Пан.
- И я тоже ложусь спать. - сказала Бригид.
- И ты поступаешь очень умно, дитя мое. А когда говорит ваша мать, ты тоже ложишься спать?
- О, нет, - ответила Бригид. - Если мы ложимся спать тогда, мама щиплет нас и говорит, что мы - дрянные дети.
- Думаю, ваша мама мудрая женщина. - сказал Пан. - Что ты любишь больше всего на свете, Шеймас Бег?
Мальчик подумал и ответил:
- Я не знаю, сэр.
Пан тоже задумался.
- И я не знаю, что я люблю больше всего. - сказал он. - Что ты любишь больше всего на свете, Пастушка?
Кэйтилин смотрела на него.
- Пока не знаю. - тихо отозвалась она.
- Да хранят вас боги от этого знания. - промолвил Пан.
- Почему ты так говоришь? - спросила Кэйтилин. - Человек должен разобраться во всем, а когда он в чем-нибудь разбирается, он узнает, хорошо это или плохо.
- Это начало знания, - сказал Пан, - но это не начало мудрости.
- А что есть начало мудрости?
- Беззаботность. - ответил Пан.
- А что есть конец мудрости? - спросила Кэйтилин.
- Не знаю, - ответил Пан, помолчав.
- Может быть, еще большая беззаботность? - поинтересовалась Кэйтилин.
- Не знаю. Не знаю. - отрезал Пан. - Я устал от разговоров. - И, сказав это, он отвернулся от них и лег на лежанку.
Кэйтилин быстро отправила детей за дверь пещеры и поцеловала их на прощанье.
- Пан заболел. - сказал мальчик с грустью.
- Надеюсь, он скоро поправится. - пролепетала девочка.
- Конечно, конечно. - ответила Кэйтилин и поспешила назад к своему повелителю.
КНИГА II
Путешествие Философа
Глава X
Вернувшись домой, дети рассказали Философу о своем походе. Философ подробно расспросил детей о внешности Пана, о том, как он принимал их, и о том, что он говорил в защиту своей порочности; когда же он узнал, что Пан ничего не ответил на его послание, он очень рассердился. Он попытался уговорить жену предпринять еще одно посольство, напирая на свое отвращение и презрение к этому богу, но Тощая Женщина ответила, что она - уважаемая женщина, что если ее уже лишили мудрости, то она не желает теперь лишиться также и доброго имени, что мужья всегда чего только не сделают, чтобы опорочить репутацию своих жен, и что хоть она и вышла замуж за глупца, она из-за этого еще не окончательно потеряла уважение к себе. Философ указал, что ее возраст, внешность и язык вполне гарантируют ей неуязвимость и против происков Пана, и против злословия, и что он не имеет в этом деле никакого личного интереса, за исключением научного, а также кроме добрососедского желания помочь Михаулу МакМурраху в его трудностях; но все эти соображения жена его назвала хитрыми и злодейскими уловками, обычными для всех мужей.
Таким образом, дело покуда совершенно зашло в тупик, и Философ решил, что представит его перед Ангусом О'гом и попросит его помощи и защиты от имени Клана МакМурраху. Посему он велел Тощей Женщине испечь ему две ковриги и стал собираться в путешествие.
Тощая Женщина испекла ему две ковриги и положила их ему в суму, а рано на следующее утро Философ надел ее на плечо и отправился в поход.
Выйдя к опушке соснового леса, Философ остановился на минуту, не вполне зная, куда идти, а затем тронулся снова в направлении Горта-на-Клока-Мора. Когда он переходил через Горт, ему пришло на ум, что хорошо бы вызвать лепреконов и поговорить с ними, но воспоминание о Михауле МакМурраху и проблеме, над которой работал Философ и след которой явно вел к лепреконам, ожесточило его сердце против соседей, и он прошел мимо тиса, не остановившись. Вскорости Философ пришел на каменистое, заросшее вереском поле, где дети нашли Пана, и, поднимаясь в гору, увидел Кэйтилин Ни Мурраху, шедшую неподалеку впереди него с небольшим кувшином в руке. Только что подоенная ею коза снова пощипывала травку, и, взглянув на идущую перед ним Кэйтилин, Философ прикрыл глаза в праведном гневе, а потом снова открыл в не столь уж противоестественном любопытстве, ибо на девушке не было одежды. Философ увидел, как она, зайдя за куст, скрылась в расщелине скалы, и, движимый гневом как на нее, так и на Пана, бросил он путь благочестия, поднимавшийся вверх по склону, и последовал за нею в пещеру.
Кэйтилин быстро выскочила на звук его шагов, но он с грубым словом оттолкнул ее: