- А золото, сержант? - протянул Шон.
- Если какое-то золото и есть, то оно считается кладом и принадлежит Короне.
Хороший же из тебя констебль, Шон! Приди в себя и хватит болтовни. Шаг вперед!
Возьми убийцу - кто там из вас его держит?
Тут из темноты раздался вскрик:
- Ой-ой-ой! - воскликнул голос, полный ужаса.
- Что там случилось? - спросил сержант. - Ты ранен?
- Арестованный! - выговорил полицейский, - он - он бежал!
- Бежал? - переспросил сержант страшным голосом.
- Пока мы смотрели на лепрекона, - обреченно ответил полицейский, я, должно быть, забыл о первом - я... я его упустил...
- Ах ты... - плюнул сержант.
- Мой арестованный сбежал? - переспросил Шон тихо.
Выругавшись, он бросился вперед и нанес своему ничего не подозревавшему товарищу такой удар в лицо, что тот упал на спину, и все услышали, как он стукнулся головой о дорогу.
- Вставай! - крикнул Шон, - Вставай, я тебе еще добавлю!
- Этого хватит, - сказал сержант, - пошли домой. Весь мир над нами смеяться будет. Когда-нибудь вы все мне за это ответите, все до единого. Бери своего лепрекона и шагом марш!
- Ой, - сказал Шон и зажал себе рот.
- Что еще там? - спросил сержант.
- Ничего, - ответил Шон.
- Что же ты тогда ойкаешь, болван?
- Да лепрекон, сержант, - прошептал Шон, - он сбежал... Пока я бил морду вон ему, я совсем забыл про лепрекона: он, наверно, убежал в кусты. Ох, сержант, прошу вас, не говорите мне ничего...
- Шагом - марш! - скомандовал сержант, и четверо полицейских тронулись в темноте и полном молчании, которое было не толще мыльного пузыря.
Глава XV
Вследствие многих лет, проведенных в сумрачном сосновом лесу, Философ мог немного видеть в темноте, и когда он обнаружил, что его уже никто не держит за одежду, он тихо продолжил свое путешествие, опустив голову на грудь, погруженный в глубокую задумчивость. Он медитировал на слове "Я" и собирался подвергнуть его всем возможным изменениям и приключениям. Факт "я-нности" поражал его. Он изумлялся собственному существу. Он знал, что рука, которую он поднял и ущипнул другой рукой, не была им самим, и стремление понять, что есть он сам, часто заполняло его досуг. Философ не прошел далеко, как вдруг его потянули за рукав, и, взглянув вниз, он увидел рядом с собой одного из лепреконов с Горта.
- Почтенный Сэр, - промолвил лепрекон, - с вами ужасно трудно общаться. Я уже очень давно говорю с вами, а вы не слышите.
- Я слушаю вас, - ответил Философ.
- Да, конечно, - обрадовался лепрекон. - Мои братья ждут в кустах на обочине, вон там, и они хотят поговорить с вами: Почтенный Сэр, вы не согласитесь пройти со мной?
- Почему же нет? - ответил Философ, и свернул за лепреконом.
Они вдвоем пролезли в просвет между кустами и вышли в поле за ними.
- Вот сюда, сэр, - сказал проводник, и Философ пошел за ним по полю. Через несколько минут они продошли к большому кусту, в котором скрывались остальные лепреконы. Те выскочили навстречу Философу и поприветствовали его, всячески выказывая свою радость. С ними была Тощая Женщина с Инис-Маграта; она нежно обняла мужа и поблагодарила небо за его освобождение.
- Ночь еще только началась, - заметил один из лепреконов. - Давайте присядем и обсудим все, что надлежит сделать.
- Я несколько устал, - сказал Философ, - потому что путешествовал весь вчерашний день, сегодняшний, и всю ночь я опять на ногах, так что я был бы рад куда-нибудь присесть.
Они уселись под кустом, и Философ разжег свою трубку. На открытом месте было достаточно светло, чтобы видеть кольца дыма из трубки, но не более. Фигуру можно было различить только как тень темнее окружавшего ее мрака; но земля была сухой, а воздух лишь приятно прохладным, сидеть было удобно. Сделав несколько затяжек, Философ передал трубку сидевшему рядом с ним, и так трубка обошла всю компанию.
- Я уложила детей, - сказала Тощая Женщина, - и пошла по дороге за тобой с горшком каши, ведь ты не успел даже поужинать, Господь тебе помоги! и я подумала, что ты, наверно, голоден.
- Так и есть, - очень прочувствованно сказал Философ, - но я не виню тебя, дорогая, за то, что горшок разбился по дороге...
- По пути, - продолжала женщина, - я встретилась с этими добрыми людьми, и когда рассказала им, что случилось, они пошли со мною, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать. Когда они выбежали из кустов и напали на полицейских, я хотела быть с ними, но боялась, что растеряю кашу.
Философ облизнулся.
- Я слушаю тебя, любимая, - сказал он.
- Поэтому я осталась, где была, с кашей, накрытой шалью...
- Так значит, ты споткнулась, женушка?
- Да вовсе нет, - ответила она. - Каша у меня и сейчас с собой. Наверно, она чуть остыла, но это лучше, чем ничего. - И она дала ему в руки горшок. - Я положила в нее сахар, - застенчиво сказала она, - и смородину, а ложка у меня в кармане.
- Вкусно, - сказал Философ и очистил горшок так быстро, что жена заплакала, видя, как он голоден.
К этому времени трубка вернулась к нему снова и пришлась очень кстати.
- Теперь мы можем поговорить, - сказал Философ, выпустил в темноту большой клуб дыма и счастливо взохнул.
- Мы решили, - сказала Тощая Женщина, - что некоторое время ты не сможешь вернуться к нам домой: полицейские долго еще будут шарить по Койлле Дорака, это уж наверняка; ведь верно же, что кому подвалит счастья, того никто не бросается искать, а вот если человеку выпало что-то дурное или какое-нибудь наказание, то весь мир его разыскивает, пока не найдет?
- Это утверждение истинно, - сказал Философ.
- Вот мы и придумали вот что: ты должен пожить с этими человечками в их доме под тисом на Горте. Ни один полицейский на свете не найдет тебя там; или, если ты ночью отправишься к Бругу Бойна(21), сам Ангус О'г даст тебе убежище.
Здесь вмешался один из лепреконов:
- Почтенный Сэр, - сказал он, - в нашем домике не так много места, но в нем нет недостатка в гостеприимстве. Вам понравится путешествовать с нами лунными ночами и наблюдать разные необычные вещи, ибо мы часто ходим в гости к Ши из Холмов, и они приходят к нам; нам всегда есть о чем поговорить, а еще мы устраиваем танцы в пещерах и на вершинах холмов. Не думайте, что мы живем бедной жизнью, потому что у нас есть и веселье, и изобилие, а до Бруга Ангуса Мак ан О'га(22) добраться нелегко.
- Танцевать бы мне понравилось, - ответил Философ, - потому что я считаю, что танец есть первая и последняя обязанность человека. Если мы не можем веселиться - что же мы тогда такое? Жизнь совершенно бесполезна, если не находить в ней то тут, то там веселого смеха - но на этот раз, достойные жители Горта, я не могу пойти с вами, потому что мне надлежит сдаться полиции.
- Ты не сделаешь этого! - воскликнула со страхом Тощая Женщина. Даже не думай об этом!
- Невиновного человека, - ответил Философ, - нельзя угнетать, поскольку дух его крепок и сердце подбадривает его. Только на виновного может пасть тяжесть наказания, ибо он сам наказывает себя. Вот что я думаю: человек всегда должен подчиняться закону телом и не подчиняться ему душой. Я был арестован, представители закона держали меня в руках, и я должен вернуться к ним, чтобы они смогли сделать со мной все, что должны сделать.
Философ снова взялся за трубку, и хотя все долгое время убеждали его и спорили с ним, они так и не смогли заставить его отказаться от своего решения. Поэтому, когда бледный проблеск рассвета прокрался в небо, они поднялись и отправились на перекресток, а оттуда - к Полицейскому Участку.
На краю деревни лепреконы пожелали Философу всего доброго, и Тощая Женщина попрощалась с ним, сказав, что отправится к Ангусу О'гу и попросит помощи от имени своего мужа; а потом лепреконы и Тощая Женщина вернулись туда, откуда пришли, а Философ пошел к казарме.
Глава XVI
Философ постучался в дверь казармы, и ее открыл человек с нечесанными рыжими волосами, выглядевший так, будто только что проснулся.