— Ты будешь слушать, что я тебе говорю про лепрекона? — спросила Тощая Женщина.
— Никоим образом, — ответил Философ. — Были предположения, что мы отправляемся спать по вечерам потому, что становится слишком темно, чтобы заниматься чем-либо другим; однако совы, кои являются народом почтенным и мудрым, не спят ночью. Летучие мыши — также народ с весьма ясным умом; они спят среди бела дня, и делают это совершенно очаровательным образом. Они цепляются за ветку дерева лапами и висят вниз головой — позиция, которую я считаю исключительно удачной, поскольку приток крови к голове, происходящий от этого перевернутого положения, должен порождать сонное состояние и определенную слабость ума, который должен либо заснуть, либо лопнуть.
— Да наговоришься ли ты когда-нибудь? — воскликнула Тощая Женщина в сердцах.
— Никоим образом, — отвечал Философ. — В некотором смысле сон полезен. Это отличный способ слушать оперу или смотреть синематограф. Что же касается занятия для тихого часа днем, то я не знаю ничего, что могло бы сравниться со сном. Как достижение, сон весьма благодатен, но как манера проводить ночь — невыносимо смешон. Если ты собиралась что-то сказать, любовь моя, то говори сейчас, но помни, что всегда надо думать прежде, чем сказать что-либо. Тишина есть начало добродетели. Молчание прекрасно. Звезды не производят шума. Дети всегда должны быть в постели. Это серьезные истины, которым невозможно противоречить; поэтому их подобает чтить в молчании.
— Твоя каша — на полке, — сказала Тощая Женщина. — Положи себе. Я и пальцем не пошевелю, даже если ты будешь умирать с голоду. Надеюсь, что в ней осталось мясо. Лепрекон с Горта-на-Клока-Мора был здесь сегодня. Тебе достанется от них за кражу их горшка с золотом. Ах ты ворюга! длинноухий, кривоногий жирноглаз!
И Тощая Женщина прыгнула в постель. Из-под одеяла она острым злобным глазом выглянула на своего мужа. Она пыталась устроить ему ревматизм, зубную боль и вывих челюсти одновременно. Если бы она удовольствовалась каким-либо одним из этих мучений и смогла бы сосредоточиться на нем, ей удалось бы поразить своего мужа тем, чем ей хотелось, но этого она сделать не смогла.
— Завершение есть смерть. Совершенство есть завершение. Ничто есть совершенство. В ней осталось мясо, — сказал Философ.
Глава V
На следующий день, идя через сосновый лес, лепрекон встретил неподалеку от домика двух детей. Он поднял раскрытую ладонь правой руки — таково приветствие у эльфов и у ирландцев — и прошел бы мимо, но тут его остановила одна мысль.
Сев перед детьми, он долго смотрел на них, а они — на него. Наконец, он спросил мальчика:
— Как твое имя, вик виг[7] о?
— Шеймас Бег, сэр, — ответил мальчик.
— Это маленькое имя, — сказал лепрекон.
— Так меня зовет мама, сэр, — сказал мальчик.
— А как зовет тебя отец? — был следующий вопрос.
— Шеймас Эоган Маэлдуйн О'Карбайл Мак ан Дройд.
— Это большое имя, — сказал лепрекон и повернулся к девочке. — А как твое имя, кайлин виг[8] о?
— Бригид Бег[9], сэр.
— А как зовет тебя твой отец?
— Он никак меня не зовет, сэр.
— Итак, Шеймасин и Бридин[10], вы отличные дети, и вы мне очень понравились.
Будьте здоровы до нашего следующего свидания.
И лепрекон вернулся туда, откуда пришел. На ходу он подпрыгивал и щелкал пальцами, а иногда чесал ногу об ногу.
— Славный лепрекон, — сказал Шеймас.
— Мне тоже понравился, — сказала Бригид.
— Слушай, — сказал Шеймас, — давай, я буду лепрекон, а ты будешь двумя детьми, и я буду спрашивать у тебя, как наши имена.
Так они и сделали.
На следующий день лепрекон пришел снова. Он сел перед детьми и, как раньше, некоторое время молчал.
— Вы не будете спрашивать, как наши имена, сэр? — спросил Шеймас.
Его сестренка застенчиво оправила платьице:
— Меня зовут Бригид Бег, сэр, — сказала она.
— А вы играли когда-нибудь в камешки? — спросил лепрекон.
— Нет, сэр, — ответил Шеймас.
— Я научу вас играть в камешки, — сказал лепрекон, нашел несколько шишек и научил их этой игре.
— А играли ли вы когда-нибудь в лапту?
— Нет, сэр, — ответил Шеймас.
— А доводилось ли вам играть в «я выкую гвоздь ри-роу-рэдди-о, я выкую гвоздь ри-роу-рэй»?