— А ты знаешь, что это я подкинул одеяла в Ледяной дом? И теперь Буженинова на моей стороне. А Буженинова сила при дворе Анны Ивановны.
— И что? — вскричал Бирон. — Анна принимает Волынского у себя чаще меня за последние месяцы. Многие придворные теперь дежурят не у моих дверей, а у дверей Волынского.
— Это не надолго, Эрнест.
В кабинет к герцогу вошел Пьетро Мира. Того допускали до герцога беспрепятственно как и Либмана.
— А вот и наш Пьетро, — сказал банкир. — У него хватило времени посетить нас. Как чувствует себя сеньора Дорио?
— Она в моем доме. И Арайя её не получит! Хотя он затаился пока и не желает начинать скандал. Ведь он замешан в моем похищении. И знает, что я могу подать жалобу императрице.
— Но и место в придворной капелле она потеряла. Франческо уже представил императрице новую певицу, — сказал Бирон. — И я пока не могу тебе и ей ничем помочь, Пьетро.
— Это ничего. Мария под моей защитой и обойдется и без места в капелле. Возвращаться к Арайя ей опасно. Но я пришел в этот час к вам не за этим.
— А что случилось? — спросил Бирон шута.
— Анна только что принимала Волынского и была не довольна его проектом о поправлении дел в империи.
— Что я говорил? — вскричал Либман.
— Тогда я рано начал собираться в Курляндию. Эй вы! — он повернулся к слугам. — Давайте распаковывайте все обратно!
В кабинет вошел адъютант Бирона барон фон Бюлов.
— Ваша светлость! К вам прибыл вице-канцлер империи граф Андрей Иванович Остерман!
— Началось, — проговорил Либман….
Лейба Либман и Пьетро Мира удалились из кабинета герцога курляндского через запасной выход. Герцог не захотел, чтобы его гостей увидел Остерман.
Вице-канцлер империи вошел в кабинет своими ногами, хотя его привыкли в последнее время видеть передвигавшимся на коляске.
— Ваша светлость! — граф немного склонил голову перед герцогом.
— Вице-канцлер! — Бирон полонился Остерману ниже, чем тот ему. — Прошу вас садиться. Вот в это удобное кресло!
Герцог сам подвинул графу кресло. Вице-канцлер сел.
— Я рад вас видеть у себя, граф. И я вам не враг! — герцог устроился напротив Остермана.
— И я вам не враг, герцог. У нас с вами есть враги и посильнее и нам стоит объединиться. Иначе нас с вами сожрут, — честно высказался Остерман. — Я слишком долго служи при дворе, герцог. И меня не зря зовут оракулом!
— Но мое положение при дворе пошатнулось, граф. Я как раз собирался покинуть Россию, и уехать в Митаву.
— Этого вам делать не стоит, ваша светлость.
— Здесь у меня только врагов, хотя я не могу понять, чем я заслужил это! Эти русские для меня все еще загадка, сколь не пытался я их понять.
— Вы слишком были добры, герцог. Русским надобен кнут. Того, кто его держит, они бояться, а после смерти они его любят. То отлично понимал мой государь Петр Алексеевич.
— Но я не император, граф. Я только слуга императрицы. Как и многие.
— Против вас, герцог, сейчас стоят Волынский со своими конфидентами и партия принцессы Елизаветы Петровны. Но елизаветинцы сейчас слабы. Они пока лишь присматриваются к обстановке. А вот Волынский наоборот — силен. Вокруг него формируется кружек и русских вельмож и чиновников. Он опасен.
— Я это знаю и без вас, граф. Что вы предлагаете?
— Объединить мои и ваши усилия. И я поддержу ваши притязания на пост регента империи Российской.
— Вы? Вы добровольно откажетесь от поста регента для себя, граф?
— Я слишком стар, герцог. И пост регента мне не нужен. Мне нужно сохранить мое теперешнее положение и управлять внешней политикой империи. Вы можете дать мне слово, герцог, что оставите меня в должности вице-канцлера?
— Охотно, Андрей Иванович. Я весьма ценю вас как государственного мужа. Да и где найти человека достойного? Вы, если я стану регентом, останетесь вице-канцлером!
— Тогда союз меж нами заключен, герцог. И первое что нам надобно сделать — свалить Волынского. И с этим лучше вашего Либмана никто не справиться. Он ведь был у меня недавно. И это он предложил мне сей союз с вами.
— Либман?
— Я знаю, что вы не в курсе сих дел, герцог. Ваш банкир осторожен и хитер. Именно он сказал мне что мой Иоганн меня предал! Эйхлер, которого я поднял из грязи и столько ему дал! Подумать только!
Остерман заплакал. Бирон хорошо знал о способности Андрея Ивановича выдавливать из себя слезы, когда нужно. Сейчас вице-канцлер начал играть новую роль — обиженного и преданного учителя.