— Господин фельдмаршал! Это бунт!
— Я к ним выйду и разберусь что это такое! — решительно заявил фельдмаршал.
— Давайте это сделаю я.
— Нет, Манштейн. Вы же слышали, они желают видеть меня.
— Надо было взять эскорт, полуэскадрон драгун.
Миних открыл двери кареты.
— Что такое? — закричал он, высунувшись наружу. — Кто такие? Я вижу мундиры Ингерманладского драгунского полка?
— Ты скоро и не такие мундиры увидишь, — проговорил Кульковский. — Али, думаешь, забыли мы про пакости тобой сотворенные? Сколь душ солдатских пало по твоей вине. Не забыл?
— Ты желаешь в чем-то меня обвинить, солдат? — спокойно спросил фельдмаршал.
— Скоро когда царица наша на трон сядет тебе худо будет! — закричал кто-то рядом.
Стали собираться вокруг прохожие. И шептались: "Смотри! Сам Миних". "Карету фельдмаршала остановили". "Да ну! быть того не может". "Вот те и ну! Миних! И солдаты его не побоялись. Видать, совсем плоха императрица".
— Ты про кого говоришь? — вскричал Миних и схватил крикуна за ворот кафтана.
— Али пугать меня станешь? — нагло ответил солдат. — Да меня не испугаешь. Мне 60 лет и я с государем Петром Лексеичем в походах дрался. А говорил я о Лисавет Петровне.
— Да здравствует Елизавета! — заорали другие.
Кто-то выпрыгнул из толпы. Это была пара фискалов в серых плащах. Один заорал:
— Слово и дело!
Старого солдата схватили и скрутили ему руки.
— А ну пусти, сволочи! — закричал тот. — Братцы! Не выдай!
— Не дергайся дядя! Слово и дело!
Пьетро Мира был рядом и схватил одного фискала за плечо. Он повернул его и ударил его кулаком в зубы. Фискал кубарем покатился по мостовой под веселое улюлюканье толпы.
Затем Мира отбросил и второго фискала, и старый солдат быстро скрылся в толпе. После того Пьтеро и Кульковский также скрылись. Они свое дело сделали….
Уже через час они сидели в трактире для кучеров и извозчиков, и пили водку. Кульковский распустил язык и рассказал итальянцу о своих горестях.
— От батюшки с матушкой окромя долгов ничего не осталось. И подался я в Москву и там поступил офицером в полк. Службы была — врагу не пожелать. Как раз государь Петр II правил. И денег на армию да на жалование ему не хватало. Хорошо тем было офицерам, кто из имений деньги получал. А таким как я хоть ложись и помирай.
— Но ты дворянин.
— И что с того? — усмехнулся Кульковский. — Денег то от того больше не стало в кармане моем.
— И ты пошел к герцогу Бирону?
— Это уже после того как Анна императрицей стала. А при Петре II я ходил к тогдашнему обер-камергеру князю Ивану Долгорукому. Хотел на нуждишки свои пожаловаться да помощи просить.
— И что? — спросил Пьетро.
— Велел меня Ванька Долгорукий палками холопам своим гнать со двора. Вот те и русский. А еще говорят, что немцы надоели. Как я тогда бедствовал, Пьетро. Зимой мерз аки пес. На сапогах подметки совсем отвалились, а на новые денег не было. Мундиришко латаный перелатаный. А как Анна на трон взошла, отправился я к графу Бирену. Сил терпеть более не имел. И граф, наш Бирон, тогда графом был, дал мне службу при дворе. Стал я шутом придворной кувыр коллегии. И зажил по настоящему, Пьетро. Как барин зажил. На Москве у меня дом. Там мои сестрицы нынче живут. В Петербурге — дом. И карета своя и лошади. Правда, денег на черный день я не скопил.
— Еще скопишь. Я вон за вечер такую сумму заработал….
— Не болтай, Пьетро! — оборвал Миру Кульковский. — Скоро нашей кувыр коллегии конец. Как не станет веселой императрицы Анны — и все! Разгонят нас всех. И куда мне тогда? Снова в армию?
— Но Либман тебе заплатит.
— На то и надеюсь. А то ты при деньгах уедешь, Буженинова с Квасником также. Одна свадьба в ледяном доме обеспечила их и их детей и их внуков, коли народяться таковые. Балакирев Ванька такоже богат стал. Жену свою он уже отправил из Петербурга.
— Куда отправил? — не понял Мира.
— Пока на Москву, а там она мужа своего станет дожидаться. А затем они отправятся в его имение под Казанью. Знаешь, что у Ваньки словно у князя есть имение. И неплохое. Душ крепостных более тысячи он заимел. А я про будущее не подумал. А как большой барин жить привык. Хорошо жилось шуту при веселом дворе Анны Ивановны. Эх! — Кульковский снова выпил водки.
— А сегодня мы хорошо поработали на Бирона. Миних был напуган. Хоть и держался хорошо, а он испугался. Могу поспорить на тысячу рублей, что он пойдет прямо к Бирону, когда попадет во дворец. Так что денег тебе Либман даст! А 30 тысяч это сумма изрядная. С такой можно прожить в России три жизни.
— Тридцать тысяч это деньги, но не богатство. Хотя я еще могу кое-что заработать. Выпьем?