— Пока не много. Все у них слишком запутанно. Но одно могу сказать, что воровство процветает у них по горному ведомству такое, что ни в какой Европе и не снилось такое.
— А каков процент воровства чиновничьего? Мне нудна цифра для доклада императрице.
— Не менее 50 % всех средств казенных разворовывается. Особенно с земель сибирских. Хотя я в то ведомство сибирское только немного сунулся. Размеры казнокрадства здесь воистину поражают. И могу проект подготовить, как это зло искоренять начать в империи Российской.
Либман махнул рукой и произнес:
— А вот проекта не нужно. Забудь про это. Ты еще не понял, Георг, в какую страну попал. Наше положение здесь ненадежно. Все зависит от коньюктур политических. Трон под Анной шаток.
— Что? Но она императрица коронованная!
— И что с того? Да русским плевать на это. Наследника у Анны пока нет. А пока принцесса Елизавета жива все в любой день повернуться может. Но Анна руки на неё не поднимет. Слишком мягка. Она сурова только иногда бывает. А так все грозиться более. Хотя, поднимать руку на цесаревну и нельзя. Дочь Петра Великого! Этим сказано все!
— А ты бы, что посоветовал императрице? Сам же говорил, что Елизавету трогать нельзя.
— Трогать нет. Но тайком уморить её просто необходимо. Елизавета сильна, пока жива. Но кто за неё мертвую станет? Главное чтобы от причин естественных померла она. Или чтобы выглядело все именно так…..
Год 1735, сентябрь, 5 дня, Санкт-Петербург. Дворец. Куртаг императрицы.
Анна Ивановна любила наряжаться во время больших выходов и праздников дворцовых. И требовала того же от каждого из своих придворных. Особенно по сердцу императрице были яркие цвета. И сегодня она явилась двору в красном платье с золотыми позументами. На высокой груди царицы красовалось ожерелье изумрудное. В волосах сверкала малая корона, вся искрящаяся отблесками каменьев драгоценных.
Рядом с ней выступал граф Бирен во всем белом. На его камзоле сверкали жемчуга, а кафтан "отливал" переливами золота. Пышный седой парик украшал голову вельможи. В руках у обер-камергера императрицы была трость с набалдашником из бриллианта крупного.
Придворные, не менее изысканно одетые, склонились при виде государыни.
— Где сеньор Арайя? — императрица окинула взглядом толпу.
Вперед выступил итальянский капельмейстер, одетый в голубой бархат. Он склонился в придворном поклоне.
— Все готово для услаждения слухов вашего величества. Мои актеры и музыканты готовы представить для вас пьесу моего сочинения.
— Ты всегда можешь меня утешить, сеньор Арайя. В том я не сомневалась никогда. И не оставлю тебя щедротами моими.
Среди придворных на куртаге императрицы в тот день народу много было. Был здесь вице канцлер империи барон Андрей Иванович Остерман. Были братья фон Левенвольде, Карл и Рейнгольд, недавно в пух и прах рассорившийся с невестой. Был обер-егермейстер Артемий Петрович Волынский. Была ближняя статс-дама императрицы Наталья Лопухина, урожденная фон Балк, с мужем своим генералом Лопухиным. Был и фельдмаршал Бурхард Христофор Миних с супругой. Был князь Алексей Черкасский с дочерью. Был и всесильный инквизитор империи, начальник Тайной канцелярии, генерал Андрей Иванович Ушаков и еще много кто.
Присутствовали все шуты и шутихи императрицы. Лакоста король самоедский щеголял в новеньком костюме, которому позавидовал бы любой вельможа в Европе. Буженинова нарядилась в красное, под стать императрице, но лицо как всегда имела немытое.
Хотя при русском дворе, не смотря на роскошь его пышную, неопрятность царила великая. И иностранцы часто могли наблюдать грязные немытые шеи фрейлин из под шелков роскошных, из под атласа и бархата рытого, коие неприятные запахи от молодых тел своих, заливали флаконами духов заграничных.
В театре придворном гости расселись согласно рангам. В ряду первом сели императрица с Бироном, Буженинова и Лопухина.
Причем шутиха Буженинова нагло оттеснила Лопухину от царицы и уселась рядом. На такое не каждый мог осмелиться.
— Ты, голубка, не липни к матушке, — прошептала шутиха. — На мое кресло плюхнуться вздумала, али не знаешь, что я сижу вот здеся?
Лопухина была женщина горластая, но с Бужениновой в спор вступать побоялась. Слишком большую силу взяла камчадалка Авдотья, еще недавно никому не известная.
— И пасть то на меня не готовься разинуть. Я ведь и в рожу вцепиться смогу ежели что, — продолжила шутиха.
— Снова ты, куколка, разошлась, — мягко осадила Буженинову императрица. — Помолчи уж пока.