Некоторое время она смотрит на меня, как на видение. Или сон. Потом глаза медленно наполняются слезами. Они текут из уголков глаз по щекам.
И каждая гребаная слезинка рвет мне сердце.
– Не плачь. Что случилось?
Прерывисто вздыхает и вытирает лицо.
– Я просто… так устала, Джейк. Так устала.
Впервые задумываюсь о том, каково было Челси, когда она ответила на тот телефонный звонок. Наверное, ураганом носилась по дому, в спешке закидывая в сумку самое необходимое, полагая, что за остальным пришлет кого-нибудь позже. Как была вынуждена прервать обучение, вероятно, расторгнуть договор аренды, перевернуть с ног на голову всю привычную жизнь.
Потом оказалась здесь, где в ней вечно кто-то нуждается. Где необходимо постоянно думать о куче разных дел, о шести детях, которые не в состоянии позаботиться о себе сами. Где надо не просто накормить, отвезти в школу, разобраться с уроками, а помочь справиться с невообразимой потерей. Где главной обязанностью стало не дать племянникам развалиться на части.
И делать это приходится в одиночку.
Уверен на сто процентов, Челси на саму себя не потратила ни секунды. Ни чтобы преодолеть собственную боль, ни чтобы пережить скорбь и утрату. На это нет времени. Слишком долго крутится в колесе, как та белка. Лишь вопрос времени, когда окончательно сломается.
– Поспи, Челси. Клянусь, я обо всем позабочусь.
Улыбается, только поток слез становится сильнее. Крепко сжимает мою руку.
– Спасибо.
Определяю для себя очередность оказания медицинской помощи. Переключаюсь на режим зоны военных действий. Проверяю спальни – Рори и Рэймонд спят в обнимку щекой к щеке на нижнем уровне двухъярусной кровати с несчастной гримасой на одинаковых лицах; рядом с каждым стоит ведро. Райли и Риган в полудреме лежат на постели старшей из них, рядом тоже мусорная корзина. Обращаю пристальное внимание на двухлетнюю малышку, взирающую на меня остекленевшими глазами.
– Привееет, – говорит еле живым охрипшим голосом.
Провожу рукой по мягким детским волосам.
– Привет, детка.
Потом спускаюсь на кухню, где Розалин, взгромоздившись на столешницу, кормит братика из бутылочки. Сообщает, что тысячу раз видела, как это делали ее мать и Челси. Хвала всевышнему за наблюдательных детей.
– Но тебе придется подержать Ронана, пока он не срыгнет, – информирует девчушка, а затем объясняет, что делать. Осторожно вынимаю малыша из креслица, держа на вытянутых руках, как тикающую бомбу, готовую взорваться в любой момент. Следуя инструкциям Розалин, прижимаю младенца к плечу, поглаживая и похлопывая по спинке. – Вот так? – спрашиваю семилетнюю няню.
Та одобрительно кивает.
– Официально назначаю тебя моим заместителем, – говорю ей. – Мы с тобой вместе надерем задницу этому вирусу.
Хихикает.
– Договорились.
Чувствую идиотскую гордость, когда Ронан испускает громкую отрыжку, которая произвела бы глубокое впечатление на любого взрослого мужика. Конечно, я не собираюсь сообщать об этом никому из детей, но, думаю, он мой любимчик.
Нахваливая малыша, чувствую, что его задница потяжелела.
Мокро.
Бросаю взгляд на его сестрицу.
– Кажется, надо сменить подгузник.
На детском лице появляется опасливое выражение. Розалин поднимает вверх маленькие ладошки.
– Не смотри на меня. Я всего лишь ребенок.
– Ну конечно, теперь ты изображаешь из себя дитятко.
Пожимает плечами без намека на сочувствие.
Ладно. Сам справлюсь.
Меня арестовывали, бросали в карцер с отпетыми отморозками. Я участвовал в уличных драках без правил и побеждал. Достиг наисложнейшей для меня цели – получил юридическую степень. Каждый день имею дело с эгоцентричными ослами – моими клиентами и при этом не совершаю убийств с отягчающими.
Это же просто подгузник. Ничего сложного.
Отношу мальца в детскую, укладываю на пеленальный столик и смотрю ему в глаза.
– Поможешь мне, парень?
Затем, придерживая Ронана одной рукой, чтобы никуда не укатился, открываю Google.
Люблю современные технологии. Собрать бомбу или поменять подгузник? Куча инструкций, стоит лишь открыть поисковик. Снимаю памперс, протираю малыша влажной салфеткой. Выжимаю из тюбика какую–то белую кремообразную фигню на его задницу, потому что не знаю, красная она или нет. Но раз у нас эта штуковина есть, использую. Хватаю за дрыгающие ножки, приподнимаю и подкладываю новый подгузник.
Вдруг, без предупреждения, струя мочи, как из брандспойта, бьет вверх и с меткостью снайпера попадает мне на рубашку.
Смотрю на малыша.
– Парень, ты серьезно?
А он только улыбается и мусолит кулачок.
О таком долбаный Google не упоминал.
Устроив Ронана в колыбельке, нахожу Розалин в гостиной. Идем вместе на кухню проверить наши запасы, но в двери девочка резко останавливается. Взгляд становится пустым, а лицо пугающе пепельным.
– С тобой все в порядке?
Розалин открывает рот, но вместо ответа фонтаном бьет желтая, как прокисшие пережеванные блины, блевотина.
Отряд не заметил потери бойца.
Девчушка кашляет и в ужасе пялится на месиво на полу, забрызгавшее ее туфли и футболку с блестками. И начинает рыдать.
– Прости меня, Джейк.
Что-то щемит у меня в груди от ее слез, не давая вздохнуть. Опускаюсь на колени рядом с Розалин, поглаживая по спине.
– Все в порядке. Это всего лишь рвота. Подумаешь.
В комнату, как Майти Маус , влетает собака, чтобы спасти положение. И начинает жрать с пола. С энтузиазмом.
Фу!
Еле сдерживаю рвотные позывы, но справляюсь.
– Вот видишь, – пытаюсь пошутить: – Ты оказала мне услугу. Теперь не придется кормить Кузена Итта.
Розалин переодевается в пижамку и забирается в кровать рядом со спящей тетей. Делаю второй обход раненых и, воспользовавшись тишиной, звоню своим офицерам запаса.
– Они все слегли? – изумленно, но с долей юмора вопрошает Стэнтон.
– Все, – ворчу и потираю глаза. – Мне не стыдно признаться: такого опыта у меня нет.
– Температура повышена, или только рвота?
– Откуда мне знать?
– Они на ощупь горячие?
Беспомощно размышляю над этим пару мгновений.
– Не холодные.
– Хорошо. Позвони в продуктовый магазин, у них есть услуга доставки на дом. Скажи, что тебе нужен ушной термометр, в упаковке будет инструкция. Также понадобятся парацетамол, соленые крекеры, имбирный эль , куриный бульон и педиалайт .
Быстро записываю все, что он говорит, будто Слово Божие.
– Что такое педиалайт?
– Что-то вроде Gatorade для детей. Внимательно присматривай за младенцем. Если его начнет тошнить, не мешкай, сразу вызывай врача. Номер педиатра обычно висит на холодильнике. У грудничков обезвоживание наступает очень быстро. То же самое относится и к двухлетней малютке – следи за ее состоянием. Если столовой ложке педиалайта в час не удастся удержаться у нее в животе, придется везти девочку в больницу.
– Понял. Что–нибудь еще?
– Просто устрой всех поудобнее. Давай жидкость маленькими глотками, когда смогут пить. Крекеры и бульон, когда их желудки успокоятся. И звони, если понадобится поддержка.
Тяжко вздыхаю.
– Окей. Спасибо, чувак.
К утру я по уши в грязном белье. Простыни, заляпанные пижамы, полотенца. Я умею пользоваться стиральной машиной – мама об этом позаботилась. А поскольку люблю чистоту и порядок, способен и посудомойку загрузить, и полотенца сложить.
К середине среды войска становятся непоседливыми. Они идут на поправку, но еще не в состоянии вернуться в строй. От возбуждения начинают ссориться друг с другом. Этот воняет, та перетягивает на себя одеяло, а тот не так смотрит, черт побери!