И навсегда перестают быть прежними.
– Да, прекрасно понимаю, Джейк. Вопреки тому, что ты думаешь, я не дура. И благодарна, что ты оказался рядом. А теперь можешь уходить, – голос из безжизненного превращается в ледяной.
Тыкаю пальцем во входную дверь.
– Никуда, черт возьми, я не пойду, пока он здесь.
– Прекрасно. Диван в твоем распоряжении.
И всё – больше со мной разговаривать не собираются. Челси разворачивается в направлении лестницы; спина прямая как палка. Через пару ступенек Челси оглядывается, и ее слова разят словно стрелы.
– Теперь я понимаю, почему ты такой успешный адвокат, Джейк. Отлично умеешь сваливать вину на жертву.
Мгновение просто стою на месте. Слишком ошеломленный – или слишком пристыженный, – чтобы ответить.
Челси уходит, и я остаюсь один. В ушах эхом отдаются все слова, которые мне не следовало говорить.
Глава 12
Уже через пять минут рыскаю на кухне в шкафах и ящиках как наркоман, позабывший, где спрятал свою заначку.
Бормочу, обращаясь к покойному брату Челси.
– Ну же, Роберт. Я знаком с твоими детьми, – залезаю вглубь холодильника, отодвинув в сторону миндальное молоко, тофу, экологически чистые груши. – Твою мать, ну не верю, чтобы у тебя в этом чертовом доме не был припрятан алкоголь.
Сейчас меня устроит даже бутылочка NyQuil .
Роюсь в морозилке. И там, под контейнером с замороженным соусом для спагетти, замечаю золото. Жидкое золото. Бутылку «Южного Комфорта» .
Смотрю на нее и чувствую вкус облегчения на языке.
– Молоток, Робби. Наш человек.
Откручиваю крышку и делаю глоток, не в силах ждать, пока налью в стакан. Холодная жидкость прожигает приятную обезболивающую дорожку вниз по горлу. Вытаскиваю пакет замороженного гороха для ноющих костяшек пальцев и закрываю дверцу. Потом достаю из шкафа стакан и наполовину заполняю его янтарным ликером. Покручивая жидкость в стакане, слышу быстрый приглушенный топот со стороны черной лестницы.
Через мгновение в двери появляется Рори в голубых пижамных штанах и белой хлопчатобумажной футболке. Вьющиеся каштановые волосы торчат во все стороны. По широко распахнутым встревоженным глазам понимаю, что мальчик проснулся некоторое время назад.
– Почему ты не в кровати? – мягко интересуюсь.
– Пить захотел, – врет в ответ. – Можно воды?
Делаю знак, чтобы садился за центральную столешницу, потом наливаю в стакан из–под крана. Ставлю перед Рори, и несколько минут мы молча потягиваем свои напитки в тускло освещённой кухне.
Пока он не признается.
– Я слышал вас с тетей Челси.
Просто киваю.
Рори нерешительно всматривается в меня изучающими голубыми глазами.
– Вы кричали. Ты казался… взбешенным.
Делаю глоток и выдыхаю.
– Да. Я сильно рассердился.
Чувство вины ест меня поедом. Но когда лицо мальчугана застывает от беспокойства, раскаяние ощущается особенно сильно.
– Ты уйдешь, да?
Опускаю стакан на стол и смотрю ему в глаза.
– Нет, Рори, не уйду.
Пацан сразу же расслабляется.
– Это хорошо.
Попивая воду, задает вопрос:
– Почему вы поссорились?
– Я… вспылил.
– Ты вел себя как обозленный маленький засранец? – повернул мои же слова против меня.
Фыркаю. Сообразительный малец.
– Что-то вроде того.
– Мама с папой тоже время от времени ругались…
Не удивительно с таким–то количеством спиногрызов. На самом деле, если бы в какой–то момент Роберт Мак-Куэйд ушел в полный аут, провозгласив: «А вот и Джонни!», как в фильме «Сияние» , я и то бы не удивился.
– … но ругались в машине.
Невольно усмехаюсь.
– В машине?
– Ага, – хихикает. – Наверное, не хотели, чтобы мы знали об их перепалках. Поэтому выходили на улицу, где никто не услышит. Мы наблюдали за ними из окна на втором этаже. – Улыбаясь воспоминаниям, говорит тише: – Мама вот так делала руками…
Рори начинает махать руками над головой, будто осьминог в эпилептическом припадке.
– А папа – вот так…
Сжав пальцами переносицу, качает головой – идеальная имитация мужчины, пытающегося урезонить неразумную женщину.
– А что было, когда они возвращались в дом?
Немного подумав, отвечает:
– Ходили, делая вид, будто не замечают друг друга. Не разговаривали. Но через какое-то время как будто ссоры и не было, понимаешь?
Вообще–то нет. У меня всегда было место в первом ряду у ринга во время родительских ссор. Но я киваю и озвучиваю то, что Рори и так знает:
– Они были хорошими родителями, малыш.
Пацан глубоко вздыхает, с легким налетом печали.
– Ага.
Допиваю стакан.
– Ну ладно, уже поздно. Быстро в кровать.
Рори спрыгивает со стула, и мы вместе идем наверх. У двери в спальню малец прикидывается беспечным. Эта его манера мне уже знакома.
– Я не маленький. Не надо подтыкать мне одеяло.
Похлопываю его по спине.
– Конечно.
Но все равно вхожу с ним в комнату.
Пока Рори забирается на нижний ярус кровати, бросаю взгляд на верхний, где посапывает Рэймонд, и поправляю сброшенное одеяло. Когда проказник наконец устраивается, укрываю и его.
– Спокойной ночи, Рори. Сладких снов.
– Спокойной ночи, – переворачивается на бок и зарывается в подушку. Иду к двери, но меня останавливает тихий голос:
– Я рад, что ты здесь.
С удивлением понимаю, что и я.
Оборачиваюсь и в темноте взглядом нахожу маленькую фигурку с робкой улыбкой на лице. Отвечаю:
– Я тоже.
И Рори закрывает глаза.
Однако кое–кто здесь скорее всего совсем не рад моему присутствию. Направляюсь прямиком в ее комнату. Потому что нам необходимо поговорить.
Я слышал рассказы о волнении. Тревоге. Со мной такого не бывает. Не нервничаю ни перед первым словом в суде, ни перед заключительным, ни когда начальник вызывает к себе, и уж тем более ни при кадрежке. Наверное, мне просто ничто – и никто – не было достаточно важным, чтобы переживать. Всегда знал, что смогу решить проблему или найти альтернативный вариант.
Вы догадываетесь, что скажу дальше?
Да, всё верно. Стою у закрытой двери спальни Челси и чертовски дергаюсь. Ладони мокрые, желудок сводит, кожа зудит, даже удары сердца отдаются в горле.
Как только люди с этим живут?
Ужасно же. Мне абсолютно не нравится!
Самый быстрый способ избавиться от таких чувств – просто покончить с вопросом к чертям собачьим. Поговорить с ней. Проглотить свою порцию унижений. К чему полностью готов.
Если бы только смог заставить себя постучать в дверь.
Но именно тут вступает в действие зловредное беспокойство. Оно не дает мне шевельнуться, потому что… вдруг Челси пошлет меня на все четыре стороны? Вдруг не захочет принять извинений? Вдруг решила, что я жестокий мудак, недостойный находиться рядом с ней и детьми?
Дьявол все подери!
Краем глаза замечаю какое-то движение под ногами и смотрю вниз – на меня холодно взирает Кузен Итт. Хвостом не виляет, в глазах издевка. Почти слышу, как он мысленно обзывает меня слюнтяем.
– Заткнись, – рычу на собаку.
Пес с отвращением отворачивается и уходит.
Провожу рукой по волосам, делаю глубокий вдох и дважды стучу. Довольно тихо – очевидно, чтобы не привлекать внимание двенадцати ушей этажом выше, – но решительно, ведь женщинам нравятся уверенные мужчины. Дверь открывается быстрее, чем я ожидал, но совсем чуть–чуть – видно только лицо Челси. Глаза мокрые и красные.
Наклоняюсь к ней, опираясь на косяк.
– С тобой все в порядке?