– Что я такого сказал? – тоже смеюсь, показывая на свою тарелку. – Он просто гигантский. Если только ты не подумала, будто я подразумеваю что-то другое?
В ответ ее щеки заливает прелестный румянец.
– Какие пошлые мыслишки.
Челси берет приборы и приступает к еде. Мне доставляет извращенное удовольствие наблюдать за вилкой, скользящей меж ее губ. За тем, как Челси закрывает глаза и постанывает от удовольствия, отправляя в рот очередной сочный кусочек. Она и четверти стейка не одолела, а мне снова приходится поправлять член, пытаясь устроить его в становящихся всё более тесными брюках.
– Ты родом из Вашингтона? – спрашивает Челси и отправляет в рот следующий ломтик.
Подливаю ей вина.
– Мы много переезжали, пока я был маленьким. Когда отец свалил, у мамы не было особого выбора. В двадцать четыре года осталась с ребенком на руках, не получив даже среднего образования. Так что пошла служить в армию.
– Ничего себе! Не представляю ее там.
Качаю головой, разрезая мясо.
– Поверь мне, мама выносливее, чем кажется. Получила аттестат о среднем образовании и стала военным механиком. За мое детство мы жили на нескольких базах. Ее ни разу не отправляли в места активных боевых действий, но перебрасывали куда угодно, где требовались дополнительные руки.
– Значит, ты армейский ребенок?
– Типа того.
Считается, что дети, живущие на военной базе, дисциплинированные и послушные, но встречаются исключения. Я вечно был новеньким в местах, где превыше всего ценилась сила. Так что мой принцип в те времена – «убей или умри». Быстрее всего доказать свою значимость оказывалось возможным, только подчинив себе всех вокруг.
– После выхода мамы в запас мы осели в Балтиморе.
Челси кивает, делая еще один глоток.
– Там твоя мама встретила Оуэна?
– Да. Он тоже механик, ведет свой бизнес. Оуэн с мамой им управляют вместе. – Улыбаюсь. – А познакомились, когда я сцепился с несколькими мальчишками рядом с его домом. Оуэн растащил нас, позвонил маме, то, сё, и с тех пор они вместе. Оуэн – хороший человек.
Челси сосредотачивается на одной фразе.
– Ты дрался с несколькими мальчиками одновременно?
– Я рос крепким пацаном. Один на один со мной – дохлый номер.
Усмехается.
– Похоже, ты был сорванцом, совсем как Рори.
– Значительно хуже. На моем фоне Рори – просто небесный ангел.
– Бекер?
Поворачиваюсь на звук своего имени и вижу улыбающегося Тома Колдуэлла. Светлоглазый шатен, Колдуэлл – молодой и ретивый прокурор. Дотошный высокоморальный примерный мальчик. Помимо прочего, будет представлять сторону обвинения на суде о насилии в семье сенатора Холтена.
– Колдуэлл, – киваю и пожимаю протянутую руку.
– Сразу подумал, что это ты. Как дела?
Взаимоотношения между прокурорами и адвокатами довольно причудливы. В зале суда мы делаем все возможное, чтобы выпотрошить друг друга. А вне его – дружеские рукопожатия и совместные игры в софтбол по выходным. Ничего не принимаем на свой счет, так как в суде действительно нет ничего личного. Просто работа. Часть игры, так сказать.
– Неплохо, – даю туманный ответ. – А у тебя?
– Хорошо, я здесь с родителями. Показываю им Вашингтон. – Взгляд Колдуэлла обращается к Челси и загорается интересом. Видимо, паразит думает, что ничего не замечаю, но я, мать его, все вижу.
Согласно правилам приличия, мне следует представить их друг другу. Пусть этикет поцелует мою лилейно–белую задницу! Бессмысленный набор правил.
Но, как я говорил, Том не из тех, кто позволяет встать чему–либо у себя на пути. Сам протягивает руку Челси.
– Привет, я Том Колдуэлл.
Челси отвечает рукопожатием.
– Челси.
– Вы клиентка Бекера?
Она улыбается.
– Нет. Хотя Джейк представляет некоторых членов моей семьи.
– Они в хороших руках. Бекер – отличный адвокат.
Подкалываю:
– Насколько легче протекала бы твоя жизнь, если бы это было не так.
Том фыркает:
– Несомненно, – смотрит в сторону выхода. – Что ж, мне пора. Приятного ужина. Рад знакомству, Челси. – Хлопает меня по плечу. – Увидимся в суде, Джейк.
– Хорошего вечера, Том.
Когда он уходит, Челси спрашивает:
– Твой друг?
Качаю головой.
– Не совсем.
Мы заканчиваем ужин и съедаем пополам кусок чизкейка, но никакого кофе – не хотим сводить на нет приятную эйфорию от хорошего вина. И снова стоны про себя и бесполезные попытки приструнить член, пока Челси медленно, ложечка за ложечкой, смакует сливочный десерт. Черт, и я еще обвинял ее в пошлых мыслях! Член упирается в брюки, как узник в прутья решетки, моля о свободе.
Челси от вина раскраснелась и светится. Глаза томные и счастливые, но прочесть ее мысли намного сложнее, чем обычно. Откидывается на спинку и внимательно на меня смотрит, обводя пальцем край бокала.
– Как получилось, что, будучи трудным подростком, ты стал… – показывает на меня, – таким? Успешным. Уважаемым. Респектабельным.
Выливаю остатки вина в свой бокал.
– Респектабельный – довольно сильно сказано… но дело было так. В пятнадцать я связался с довольно плохой компанией. Ребятами постарше. Однажды нам пришла в голову замечательная идея вломиться в магазин спортивных товаров – вот такими мы были ничтожествами, – только я не знал, что один из братии прихватил пистолет. В итоге он выстрелил охраннику в ногу.
Челси тихо ахает.
Мой член дергается в ответ.
– Мы выскочили через заднюю дверь прямо в объятия полицейского патруля. – Качаю головой от мысли, каким же был тупицей. – Прокурор хотел судить меня как взрослого и отправить за решетку на длительный срок. И он мог. У меня был буйный нрав и привод – я считал весь мир враждебным, кроме мамы.
Челси наклоняется ко мне, целиком захваченная рассказом.
– Что случилось дальше?
– Достопочтенный Аттикус Фолкнер. Судья по делам несовершеннолетних. Здоровенный, зловредный и наводящий ужас сукин сын. И он решил, будто во мне что-то есть. Так что оставил меня в суде для малолеток, назначил исправительные работы и испытательный срок под своим чутким руководством. – Хмыкаю. – В тот момент я посчитал, что судья делает мне одолжение, нянчится.
– Но это оказалось не так?
– Зависит от того, что в твоем понимании нянчиться. Следующие несколько лет я старательно вручную стриг траву чертовыми садовыми ножницами. Таскал кирпичи, драил полы, перестилал проклятую крышу – настоящий мистер Мияги и его гребаная тренировка воли. Судья постоянно критиковал: типа я делал плохо. От этого мне хотелось сделать все еще лучше, лишь бы насолить ублюдку. А потом… он стал поручать мне поиск юридической информации. Рассказывал о прецедентном праве, учил составлять письма в суд и анализировать заключения, – меня это прямо завораживало. Когда испытательный срок подошел к концу, судья предложил мне работу. К тому времени я уже избавился от дури в голове и даже стал хорошо учиться. Благодаря его рекомендациям и студенческому кредиту поступил в колледж, потом на юридический факультет… собственно и все.
– Это поразительно, – выдыхает Челси, не сводя с меня глаз.
– Да, судья – довольно необычный малый.
Ее губы складываются в нежную улыбку, а в глазах светится нечто вроде благоговения.
– Я имела в виду тебя.
Меня крайне редко что–либо застает врасплох. Удивляет. Но потрясающая малютка напротив только что сделала это со мной.
Челси поворачивает голову и прислушивается к доносящейся из соседней комнаты музыке.
– Люблю эту песню.
Кавер–версия композиции Вана Моррисона «Безумная любовь» .
Бросаю салфетку на стол, встаю и протягиваю руку.
– Не хочешь потанцевать? – теперь моя очередь произвести впечатление. Наслаждение на лице Челси, когда ее ладонь скользит в мою, вызывает желание порадовать еще раз.