Дети были повсюду. Всех форм и размеров. Одни карабкались, другие спотыкались, третьи – такие, как Ронан, – извивались на полу, пытаясь овладеть искусством ползания. А родители, господи, как сектанты с фотокамерами, одновременно сюсюкающие и странным образом напряженные, светили улыбками степфордских жен . Игровая комната выглядела отвратительно пестрой: ковер всех цветов радуги, неоновые детские горки, кричащей расцветки мягкие игровые модули и маты, режущие глаз, если смотреть на них слишком долго. Из подвесных динамиков лилась чудовищно веселая музыка, а парадом заправляла ненормально жизнерадостная девочка–подросток в футболке цвета фуксии.
Я уж не говорю о клоунах.
Они были нарисованы на стенах, клоуны–марионетки выстроены на полках, клоуны – мягкие игрушки с пугающе широко разведенными руками – рассажены в углах комнаты, их красные рты с белыми зубами кривились самыми жуткими ухмылками на свете. Будто чудища только и ждали, когда приблизится ничего не подозревающий ребенок, чтобы откусить ему голову.
Дети возились сами по себе, и я минут десять наблюдал, как Риган преодолевала полосу препятствий. Рядом со мной горластый папаша подбадривал сынка, будто карапуз вот–вот достигнет очковой зоны в игре за долбаный Суперкубок . Отец кивнул в его сторону:
– Мой здесь самый быстрый. Проползает дистанцию за сорок пять секунд.
Рад за тебя, приятель.
– Кто из них твой?
Я указал на Риган, карабкающуюся на горку. Ее оранжевый комбинезончик переливался на свету, и она долдонила, будто заведенная: "Привет, привет, привет, привет…". Как мультяшные семь гномов, марширующих с кирками и мотыгами.
– С ней что-то не так? – уточнил мудак.
Я пронзил его взглядом.
– Нет, черт побери, с ней все в порядке. Она… сосредоточена. – А потом шутки ради добавил: – Да моя запросто берет дистанцию меньше чем за сорок пять секунд.
Задрот осклабился:
– Сомневаюсь.
Я наградил его ледяным взглядом:
– Спорим?
Тот в ответ с высокомерным видом провел по своим каштановым патлам.
– Пятьдесят баксов, что мой парень ее побьет.
– По рукам.
Я пожал ему руку, затем снял Риган с горки и, пока нес к месту соревнования, проинструктировал, как Микки наставлял Рокки Бальбоа на ринге:
– У тебя получится, Риган. Не давай ему себя отвлекать, следи за его левым хуком, чтобы засранец не пихался, смотри только вперед.
Она схватила меня за нос, и тогда я сказал то, что малышка точно поняла бы:
– Если выиграешь, буду приветкать тебе до конца жизни.
И получил в ответ улыбку!
Мы посадили малышей у старта, и папаша начал отсчет:
– На старт! Внимание! Марш!
И поехали…
Мы с придурком подбадривали конкурентов, как азартные игроки на ипподроме:
– Давай, детка, давай!
– Отлично! Уходи в отрыв! Двигайся!
Шли ноздря в ноздрю… пока мальчонка не отвлекся на громадный пузырь, свисающий из его носика. Остановился, чтобы заняться им поплотнее, и Риган победила.
– Да! Есть! – с гордостью заорал я.
Подхватил малышку с пола и поднял высоко над головой, а та смеялась и взвизгивала. Где-то Фредди Меркьюри голосил "We Are the Champions".
Папаша–неудачник вручил мне деньги, и тут нас прижучила девчонка–подросток.
– Что тут происходит? Это место для веселья, а не азартных игр!
– Да, конечно. Что ж, мы все равно уже уходим.
Одной рукой я схватил Ронана, другой Риган.
А по пути к выходу прошептал крохе:
– Пусть это останется между нами, ладно?
Она посмотрела мне прямо в глаза и кивнула:
– Привет.
Все субботы провожу с Челси и детьми. Приношу с собой работу и пытаюсь урвать время, когда могу сосредоточиться. Большая часть выходных, если не запланировано слишком много мероприятий, проходит в мире и покое. Даже весело. Но иногда… ну, детей же шестеро. Даже с точки зрения статистики шанс, что выпадет плохой день, крайне высок.
Как–то субботним утром едва выхожу из машины около дома Челси, сразу понимаю – день не задался. И это никакое не шестое чувство.
Причина – крик.
Открываю входную дверь, и тут же, как порыв раскаленного воздуха, меня накрывает оглушающий визг, который способен издать только невероятно взбешенный ребенок двух лет. В коридоре на полу перед шкафом вся в слезах сидит Риган, пищит, визжит, сучит ножками, а вокруг разбросаны туфельки, босоножки и ботиночки. Перед малышкой на корточках сидит Челси и показывает блестящие кеды. Рядом стоят еще две пары крошечных башмачков.
– Вот эти? – спрашивает Челси со смесью надежды и раздражения.
Риган выбивает кеды из рук тети, трясет головой, хлопает ладошкой по полу и завывает.
Видимо, не то.
Челси замечает меня. Я поднимаю брови, изо всех сил пряча ухмылку.
– Все в порядке?
– Нет, – шипит в ответ Челси. – Ничего не в порядке. – Откидывает волосы с лица, пучок на макушке вот–вот развалится. На футболке пятна, напоминающие горох, щеки пылают.
Тут до меня доходит, что не только Риган – источник шума. Из гостиной доносится целая какофония сердитых детских голосов. Откуда–то сверху кошачьему концерту вторит Ронан. И он совсем не кажется довольным.
После отказа от еще одной пары туфель, Челси встает и швыряет босоножку через всю комнату.
– Какую обувь, Риган? Что ты хочешь?
Риган просто плачет и тычет пальчиком в никуда.
Не успеваю произнести ни слова, как в холл, сцепившись клубком, вваливаются близнецы. Падают, катаются по полу и вопят, оскалив зубы.
– Ты же знал, что я специально берег его! – кричит Рори.
– Оно лежало в шкафу, значит бесхозное! – рычит Рэймонд.
– Прекратите! – восклицает Челси. – Вы двое, уймитесь! – Теперь визжит и она.
Никакой реакции.
– Урод! – обзывается один.
– Мудак! – не отстает второй; бьюсь об заклад, Рори.
– Замолчите! – орет Челси, хватает одного за волосы и дергает вверх.
Даже я, черт возьми, вздрагиваю.
Рори завывает, двумя руками обхватив затылок и возмущается:
– Какого черта? Теперь у меня там будет лысина!
– Хватит драться с братом!
– Он сожрал последнее печенье с шоколадом! – не отступает Рори. – Он знал, что я его берегу, и все равно схомячил!
Рэймонд, успевший подняться на ноги, еще и издевается:
– Было так вкусно–о–о.
Рори совершает стремительный бросок, и я выныриваю из ступора, куда впал при виде разверзнувшегося ада. Втискиваюсь между мальчишками, расталкивая железной рукой.
– Угомонитесь.
В этот момент из-за угла появляется ревущая Розалин, за ней по пятам шлепает свекольно–красная Райли.
Полный комплект.
– Верни!
– Нет, она моя!
– Неправда, моя!
– Нет!
Челси инстинктивно разводит руки в стороны, будто преграждает дорогу, когда Розалин съеживается у нее за спиной.
– Что происходит? – обращается к старшей племяннице.
– У нее моя ручка! – кричит Райли.
– Ручка?! – взрывается Челси. – Издеваешься? Вы ругаетесь из-за гребаной ручки?!
Райли с надутым видом, свойственным всем подросткам, язвит:
– Какая культурная речь, тетя Челси.
Челси скрежещет зубами.
– Перестань, пожалуйста, Райли.
– Вот уж нет. Это же ты здесь взрослая. Ты глянь на нас! Неудивительно, что здесь сущий дурдом!
– И это моя вина? Что вы кучка эгоистичных злых дикарей?
Райли нападает:
– Да! Это твоя вина!