Когда у телефона вновь оказывается Челси, не могу удержаться от смеха. И меня охватывает нелепая гордость, от которой дрожат колени.
– Что ты на это скажешь? – счастливым голосом интересуется Челси.
– Думаю, среди нас завелся гений.
В начале апреля у Челси назначена встреча с Джанет в офисе социальной службы. Двоих младшеньких она взяла с собой, а я пораньше ушел с работы, чтобы быть дома, когда остальные вернутся из школы. Сижу на переднем дворе, когда на подъездной дорожке показываются близнецы. Даже издалека вижу у Рэймонда на скуле ярко–красный след от удара, свежий, но уже переходящий в синяк.
– Что с твоим лицом?
Стрельнув глазами в брата, переводит взгляд на меня:
– Упал с лестницы в школе. Ударился щекой о металлические перила.
Указываю на соседнее садовое кресло:
– Присядь.
Поднимаю с земли приличного размера камень и начинаю постукивать по коленям Рэймонда, наблюдая за реакцией.
Парнишка поправляет очки.
– Что ты делаешь?
– Проверяю твои рефлексы.
– Зачем?
– Затем, что тебе всего девять лет. А если человек не стар и не болен, он автоматически старается защитить при падении лицо и жизненно важные органы, выставляя руки вперед. Поэтому прежде чем обвинять во лжи, хочу убедиться, что у тебя нет опухоли мозга. – Еще раз пройдясь по коленям, кладу камень на кованый стол и смотрю ему в глаза. – Кажется, все в норме. Итак, кто тебя ударил?
Рори устраняется из разговора, отойдя на лужайку, и Рэймонд вздыхает.
– Не говори тете Челси.
– Почему?
– Потому что она позвонит директору, придется идти с ним на встречу, и всё станет только…
– Хуже, – киваю, ибо прекрасно всё понимаю.
– Да.
Наклоняюсь вперед, положив локти на колени.
– Тете я ничего говорить не буду, но мне ты все расскажешь. Прямо сейчас.
– Его зовут Джереми Шеридан. Он меня ненавидит.
– Спортсмен? – высказываю догадку. – Задирает тебя, чтобы покрасоваться перед друзьями?
– Нет, он тоже посещает уроки с углубленным изучением предметов. И вместе со мной состоит в Национальном обществе почета . Спортом не занимается.
Ботан–задира? Что-то новенькое. Многое изменилось с тех пор, как я учился в школе.
– Но мой средний балл выше. И на тестах у меня всегда лучше результаты, поэтому он меня ненавидит, – уныло объясняет Рэймонд.
– Когда это началось?
Задумывается.
– В январе. Сначала были мелочи: то со шкафчиком что–нибудь сделает, то книги из рук выбьет, то подножку поставит. Но в последнее время стало хуже.
Медленно киваю, а внутри вскипает гнев, как бомба замедленного действия.
– И что ты делаешь, когда Джереми тебя достает?
Смущенно пожимает плечами.
– Стараюсь не попадаться ему на пути. Подумываю завалить экзамены. Не хотелось бы, но, может, он отвяжется от меня, если станет лучшим в классе.
В этот момент замечаю, что Рори все еще на лужайке и время от времени наклоняется к земле, держа в руке пластиковый пакет.
Прикладываю ладони ко рту:
– Что ты делаешь?
– Собираю какашки Итта, – кричит в ответ.
– Зачем?
– Чтобы положить в шкафчик Джереми Шеридана и поджечь.
Что ж… один из способов решения проблемы.
– Понятно, что ты хочешь как лучше, но сомневаюсь, что это хорошая идея. – Машу рукой. – Иди сюда.
У меня в голове другой план.
Оценивающе рассматриваю Рэймонда.
– Худоват… и слабоват.
– Ага, – вздыхает. – Знаю.
– Но если двигаться быстро, знать уязвимые места, остальное не так важно.
– Хочешь, чтобы я ударил Джереми?
– В следующий раз, когда он подойдет к тебе? Хочу, чтобы ты сломал его сраный нос. Гарантирую – после этого он будет держаться от тебя подальше.
Рэймонд опускает голову, обдумывая предложение.
– Папа всегда говорил, что насилие – не ответ.
– Верно. Но то самозащита, не насилие. Есть разница. Твой отец хотел бы, чтобы ты постоял за себя.
Кажется, с этим соображением Рэймонд согласен.
– Но… я не знаю, как правильно бить.
Опускаю руку ему на плечо:
– Зато я знаю.
Когда Челси возвращается домой, отвожу мальчишек в свой спортзал. Следующие два часа проводим, молотя грушу. Рори использует только одну руку, без гипса. Показываю Рэймонду, как целиться, как вкладывать вес тела в движение, как ударить, не сломав при этом большой палец. Когда выходим и садимся в машину, пацан выглядит явно бодрее, чем когда вернулся из школы.
Тут звонит мой телефон. Мониторинговая компания.
– Гребаный Милтон, – ругаюсь шепотом. – Где он? – рявкаю в трубку.
Мне называют адрес, и я разворачиваю машину.
– Держитесь, парни, нам придется немного отклониться от маршрута.
Через пятнадцать минут торможу перед особняком. Это не просто огромный дом, претендующий на звание особняка, а самый настоящий долбанный особняк. На лужайке то тут, то там тусят молодые люди чуть за двадцать, есть даже моложе, с сигаретами и красными пластиковыми стаканчиками в руках. На длинной подъездной дорожке беспорядочно припаркованы машины. Из ярко освещенных окон грохочет музыка. Вхожу в дом, Рори и Рэймонд следом.
– От меня ни на шаг, ребята.
У них глаза вылезают из орбит от удивления, когда мы проходим через комнаты с полуголыми женщинами, даже скорее девчонками. Кругом хохот и крики. Близнецы выворачивают шеи при виде парней в бейсбольных кепках и дорогущих джинсах, вдыхающих белый порошок со стеклянных столов. В коридоре на Рори обращает внимание хорошенькая блондинка в микроскопических джинсовых шортах и бюстгальтере.
Протягивает руку:
– Ты такой миленький.
Но я хватаю ее за запястье, не дав коснуться ребенка и пальцем.
– Где Милтон Брэдли? – спрашиваю тихо.
– Он в комнате для игры в карты. Там, дальше.
Выпускаю ее руку и направляюсь вглубь дома, убедившись, что мальчишки идут следом. Входим в игровой зал, и сквозь клубы сигаретного дыма вижу сидящего за круглым столом ушлепка собственной персоной. На лоб свисают светлые волосы. Перед молокососом высокий пивной стакан и стопка черных фишек.
Встречается со мной глазами.
– Вот дерьмо!
Вскакивает, готовый сделать ноги через застекленную дверь за спиной.
– Даже не думай, – предупреждаю. – Побежишь – еще больше выведешь меня из себя, и когда поймаю, будет намного хуже. А я поймаю.
Рори пытается быть полезным:
– Чувак, хоть он и старикашка, но чертовски быстрый.
Милтон сникает.
– Вечеринка закончилась, – маню его пальцем. – Пошли.
Близнецы устраиваются на заднем сиденье, а недоумок плюхается на пассажирское. Как только отъезжаем, начинает канючить:
– Я могу все объяснить.
– Что имело бы значение, если бы я хотел тебя выслушать. Мне плевать на твои оправдания.
Но Милтон все равно продолжает:
– Я праздновал! Я имею право быть счастливым – с меня сняли обвинения в хранении и распространении героина.
– Ни черта подобного, тупица! – ору на него. – Именно я подал петицию о снятии этих обвинений! Поправь меня, если ошибаюсь: это тебе пришла в голову гениальная идея отпраздновать снятие обвинений, отправившись на нарко–вечеринку? Ты реально не видишь в этом проблемы?
Равнодушно пожимает плечами.
Через двадцать минут блаженной тишины останавливаюсь перед особняком Милтонов.
– Где твои родители?
– Не знаю, – отвечает раздраженно. – Вроде во Франции. Мама сказала, что ей нужно отдохнуть.
Вероятно, от тупого сыночка.
Хотя все равно его родители не получили бы премию «Родители года».