‒ У тебя... что-то...
‒ Ох! Спасибо.
Берет нож и, смотрясь в него, как в зеркало, ковыряется в зубах.
Никогда не думал, что, узнав женщину поближе, могу расхотеть затащить ее в постель, хотя именно для этого и знакомился. Что личностные качества могут иметь такое разрушительное воздействие на сексуальное желание. Это удручает. Мой мир разлетелся на куски.
Когда приносят чек, Камилла тянется за своим кошельком, но я делаю знак, что заплачу сам. Бросаю две пятидесятидолларовые купюры на стол; встаем, надеваем пальто и выходим на улицу. Мы пришли сюда после работы, так что есть хорошая новость ‒ не придется подвозить ее домой.
‒ Спасибо за ужин, Джейк, – улыбается. – Было здорово. Нам следует как–нибудь повторить.
Открываю рот, чтобы сказать: «Нет, спасибо». Моя политика – честность. Не имею ни времени, ни желания приукрашивать действительность. Но останавливаюсь ‒ ведь это свидание. Уворачиваешься, говоришь полуправду, лжешь во благо, затягиваешь с решениями и принимаешь все меры предосторожности ‒ вот что ты делаешь на свидании. Вдруг у нее сегодня неудачный день. Может быть, в следующий раз она не будет такой раздражающей, и я захочу оттрахать ее до смерти. Такое тоже не исключено. Не хотелось бы оказать себе медвежью услугу, даже если шанс на это минимальный.
Так что отделываюсь стандартной отговоркой:
‒ Я тебе позвоню.
Камилла поднимается на цыпочки и целует меня в щеку.
‒ Спокойной ночи, Джейк.
‒ Пока, Камилла.
В одиночестве возвращаюсь домой. И напоминаю себе, что могло быть и хуже. Остаться в одиночестве ‒ и с сифилисом.
Следующий день пролетел незаметно. Я провел его, изучая документы, в основном, медицинские освидетельствования по делу о домашнем насилии. Сенатор Уильям Холтен ‒ профессиональный политик и везде имеет связи. Это делает его грозным врагом и еще более могущественным союзником. Он обвиняется в нескольких нападениях при отягчающих обстоятельствах на свою жену, с которой в браке тридцать лет. Мой начальник Джонас Адамс, близкий друг Холтена, лично попросил меня заняться этим делом. Крупная удача. Защита Холтена может стать поворотной точкой моей карьеры в фирме.
Поэтому знакомлюсь с документами, хоть у Холтена пустые, лишенные чувств глаза, от взгляда которых мне становится сильно не по себе. И несмотря на то, что при чтении файлов, просмотре фотографий и отчетов о травмах его жены за последние годы меня пробирает дрожь. Желудок сводит от всего этого.
К пяти часам хочется глотнуть свежего воздуха. Выхожу на улицу и иду по тротуару, чтобы размять ноги. Сегодня прохладно, небо грязно–серого цвета, дует ветер, раздувая мой темно–синий пиджак. Тем не менее холод приятно освежает после целого дня взаперти. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, чувствуя, как ледяной воздух наполняет легкие … и внезапно сталкиваюсь с чем-то теплым, высотой мне по пояс.
Оно отскакивает от меня, издав тихое:
‒ Ой!
Смотрю вниз. Большие сине–голубые глаза, вьющиеся каштановые волосы, бледная кожа с веснушками. Не больше девяти или десяти лет. Распластавшись на тротуаре, смотрит на меня несколько секунд, открыв рот и тяжело дыша от удивления. Затем поворачивается на бок и сует руки в рюкзак, чтобы убедиться, что ничего не выпало из многочисленных кармашков.
‒ Ты в порядке, малыш? – спрашиваю, протягивая руку, чтобы помочь встать.
Его взгляд замирает на моей руке, и, поколебавшись, мальчик принимает помощь. Поднимаю его на ноги.
‒ Да, нормально. Простите, мистер, – опускает подбородок на грудь и закидывает на плечо коричневый кожаный рюкзак.
В свою очередь рекомендую:
‒ Смотри, куда идешь. Будь я на велосипеде, ты мог бы серьезно пострадать.
Быстро пробормотав «ладно», он поворачивается и идет дальше.
Я же отправляюсь в противоположную сторону. Но через несколько шагов понимаю, что… что-то не так.
Слишком легко.
Нарушен баланс.
Руки сразу же тянутся к карманам. Телефон в правом кармане, а кошелек… его в левом кармане нет.
Резко оборачиваюсь, вглядываюсь в толпу прохожих, идущих против ветра, пока не замечаю вдали мальчишку.
‒ Эй! – мой голос гремит, как пушка. Пацан и несколько пешеходов останавливаются и смотрят в мою сторону.
Даже на таком расстоянии встречаюсь с ним взглядом. Насмешливое выражение, медленно появляющееся на его лице, говорит мне всё, что я хотел знать. Самодовольная ухмылка над прямыми, по–детски белыми зубами и блеск победы в глазах с наглым кошачьим прищуром. Нахаленок уверен, что вне моей досягаемости.
Поднимает вверх правую руку и выставляет средний палец.
«Паршивец».
Затем убегает вниз по улице.
«Не выйдет, пацан».
Глава 4
Размахивая руками, бегу по тротуару, затем резко сворачиваю влево на соседнюю улицу, прикладываю максимум усилий, чтобы не сбивать с ног пешеходов. Уворачиваюсь от сигналящей машины и пересекаю проезжую часть в три прыжка, еще в два – взмываю по бетонным ступенькам в пустой торговый центр, который тянется вдоль двух кварталов. Как раз до того проулка, в который свернул мальчишка. Пролетаю мимо магазина «Gap» и через ресторанный дворик.
‒ Осторожней! – угрожая тростью, кричит сутулый седой покупатель, когда я несусь в непосредственной близости.
Выскакиваю на улицу через заднюю дверь торгового центра.
Смотрю направо, затем налево. И замечаю убегающего маленького засранца. Его рюкзак мелькает, как сигнальный огонь в гаснущем солнечном свете. По моему лбу струится пот; я мчусь, перепрыгнув через пожарный гидрант, как атлет в беге с препятствиями. Вытягиваю руку, растопырив пальцы, и хватаю гаденыша за шиворот.
«Попался!»
Он возмущенно шипит и дергается, как рыба на крючке, пытаясь вырваться из моей хватки. Не выйдет.
‒ Отцепись! Пусти!
Встряхиваю его, чтобы утихомирить, и рявкаю:
‒ Довольно!
Кулачки колотят меня по рукам и животу. Встряхиваю пацана еще раз.
‒ Я сказал, прекрати! Немедленно. – Затем добавляю спокойнее: – Не собираюсь тебя бить.
Но воришку так просто не заткнуть.
‒ Помогите! – вопит малец, пытаясь поймать взгляды любопытных прохожих, пялящихся на нас. Как и большинство зевак, окружающие проходят мимо, полагая, что вмешается кто–нибудь другой, а они могут идти. Затем маленький засранец пускает в ход мантру, которую сверхзаботливые родители – и социальные службы со своими предупреждениями об опасных незнакомцах – вбивают в голову детям.
‒ Ты не мой отец! Я тебя не знаю! На помощь!
Трясу его еще сильнее, так что воришка клацает зубами. Шикаю:
‒ Уверен, что хочешь привлечь внимание, когда в твоем чертовом рюкзаке лежит мой кошелек?
Это сразу его усмиряет. Задыхаясь, как лисица в ловушке, прекращает извиваться. Смелости мальцу не занимать ‒ смотрит на меня, сердито нахмурив брови.
‒ Проблемы?
Вопрос задает полицейский, подошедший справа. Оценивает ситуацию строгим взором, пока не узнает меня.
‒ Привет, Бекер! – едва заметно улыбается.
Большинство полицейских инстинктивно недолюбливает адвокатов. И я их понимаю. Копы каждый день рискуют жизнью, чтобы убрать с улиц всяких негодяев, а я и мои коллеги из кожи вон лезем, чтобы их освободить. Часто извращаем действия самих полицейских – как провели арест, имели ли на то основания, – чтобы найти причины вызволить наших клиентов. Конечно, по своей природе это враждебные отношения. Лед и пламя.
Лично мне полицейские нравятся. Конечно, они жесткие парни и временами ведут себя как обличенные властью мудаки, но в большинстве своем – честные люди, пытающиеся выполнять очень трудную работу.