— Ты как? — Жозеф заботливо поправил на мне пиджак.
Я нахмурилась. А то он не видит.
— Как я и думал, вы с отцом прекрасно спелись. — Он глупо хохотнул. — Вернее станцевались.
Похоже, всё-таки не видит.
— Ну ладно, мы сюда на минутку заскочили проверить кое-что. А теперь уходим сама понимаешь куда. Рад был повидаться.
Вздох облегчения сорвался с моих губ, когда Версали покинули зал. Каким бы дружелюбным не пытался казался писатель, меня не покидало чувство, что он лишь притворяется и за моей спиной замышляет нечто ужасное.
Чтобы прекратить чувствовать себя трусливым львом, я испила первую подвернувшуюся под руку чашу храбрости и снова пустилась на поиски лжевозлюбленного, теперь уже с безапелляционным намерением отыграться за всё, что мне пришлось сегодня пережить. Нашла я его довольно быстро, но запланированную истерику пришлось отложить, ибо сознание любителя куяшского фольклора пребывало где-то далеко от этого зала, села, а, может быть, даже и мира.
— Что вы с ним сделали? — опасливо осведомилась я у квасящего за тем же столиком мужика.
— Энто всё Потапыч, — заплетающимся языком пролопотал тот, указывая на третьего собутыльника, также пребывавшего в глубокой отключке.
— Энтот вот, — он указал пальцем на безмятежно дрыхнущего аспиранта, — противился пить с нами за знакомство, а Потапыч сказал, что этим он нас оскорбляет и заставил сделать глоток. Ну вот энтот вот сделал и отрубился. Не знаю, почто энто он. Самогонка хорошая, не палёная, зуб даю.
Пьяница осклабился, демонстрируя тусклый золотой зуб, очевидно, предназначенный в качестве залога правдивости его слов. Я обречённо вздохнула. И что мне теперь делать? Плюнуть на лженаречённого и уйти домой? Как-то это не по-людски. У меня всегда сердце разрывалось, когда мама заставляла славно погулявшего в честь зарплаты папу ночевать под дверью. Он же потом ещё неделю носом хлюпал. Нет, не хочу уподобляться родительнице.
С трудом растормошив аспиранта, я довела его до лестницы. Более того, проникшись его ставшим таким по-детски чистым и невинным лицом, я кое-как смогла затащить эту постоянно норовившую завалиться на меня жертву зелёного змия наверх, после чего, пробурчав что-то невнятное (или по-японски), та рухнула на землю и утратила последние признаки сознания. Я, широко раскинув руки, улеглась рядом. Ночка выдалась ясная, и бескрайний купол звёздного неба таинственно поблёскивал огоньками звёзд. Немного полюбовавшись им, я устало вздохнула, нехотя поднялась и продолжила благое дело спасения выпивающих. Придать лженаречённому вертикальное положение не получилось, так что я просто ухватила его за ноги и поволокла по земле. Всё равно ведь никто не видит, а пьяному без разницы от чего утром голова раскалываться будет: от похмелья или от свеженабитых шишек.
Увы, насчёт "никто не видит" я поспешила. Не успели мы протащиться и полквартала, как дорогу преградила размашистая тень.
— Ты что это с ним делаешь? — раздался не в пример внушительности тени испуганный голосок.
— Волоку домой свою единственную любовь, — поддерживаемая алкоголем, смело отрапортовала я.
Тень сконфуженно заёрзала.
— Учтите, мы, Кротопупсы, старинный род, славный своими бесстрашными воеводами, — припугнула её я.
— Ах, это ты! — Тень подошла ближе и обдала меня неровным светом керосиновой лампы.
— Да, это я, — гордо подтвердила я. — А ты кто?
Тень безропотно поднесла лампу к собственному лицу, позволяя мне его разглядеть. Лицо это, самое заурядное и не напрашивающееся ни на одно средство художественной выразительности, принадлежало пухлому невысокому парню, которого раньше я в селе не встречала.
— Приятно познакомиться. Я Коля Наплянов. Можешь звать меня Конопля, меня так все зовут.
— Конопля? Что, вот прямо как настоящая конопля с куста?
— А что плохого в конопле? Каннабис, между прочим, очень полезное растение. Оно же не виновато, что его какие-то выродки курить додумались.
— М-м-м, значит Конопля. И что тебе от меня надо, Конопля?
— Уже ничего. Давай помогу донести твою единственную любовь до дома.
— Свой крест я в состоянии тащить сама, — с трудом соображая, что несу, прошепелявила я. — Тебе он почём?
— Я сокурсник Ямады, эколог, прибыл сюда тайно, чтобы изучать Куяшскую флору.
Я попыталась вспомнить, говорил ли аспирант что-нибудь о приезде в село своих друзей, но мысль ускользала из одурманенного алкоголем сознания, как рыба из порванной сети.
— Так я его понесу?
— Валяй, — обречённо махнула рукой я. — Только учти, хороших мужиков надо носить на руках. Так моя тётя говорит.
Конопля опасливо покосился на меня, но советом всё-таки пренебрег, взвалив приятеля на закорки.
— И чего его так каждый раз развозит, — сочувственно вздохнул эколог.
— А он всегда так?
— Угу. С первого же глотка.
— И что, вот так вот прямо от всего вырубается?
— Ну-у… — Парень серьёзно задумался. — Шампанское он, кажется, хорошо переносит…детское.
Ямато что-то недовольно пробормотал во сне, и мы с новым знакомым, не сговариваясь, захихикали. Я отметила про себя, что с этим Коноплёй определённо приятно иметь дело. Хорошее растение. То есть человек. А впрочем, растения, люди, — это всё не важно. Главное, что вечер прекрасен, а похмелье ещё далеко.
Раскинув руки, я побежала навстречу луне.
Глава 11
Благодаря папе рецептов антипохмельных коктейлей я знала предостаточно, но, как ни прискорбно, наутро голова раскалывалась так, что вспомнить ни один из них не удавалось. Посему пришлось смешать все выуженные из глубин памяти ингредиенты в один большой суперкоктейль, для верности заправив его настоем куяшской травы пополам с куяшским молоком. Получилось настолько неповторимо, что в конкурсе на самое гадостное пойло я бы бесспорно взяла гран-при.
Заспанный, с забавно топорщащимися на затылке волосами, Ямато вошёл на кухню и молча опустился напротив. Выражение лица аспиранта явственно говорило о том, что мучается он не меньше моего.
— Хочешь? — с любезностью официанта элитного ресторана предложила свой кулинарный шедевр я. — Хорошо снимает головную боль.
— Скольких ты уже отравила в этой жизни? — задумчиво заглянув в протянутую кастрюлю, спросил он.
— Только свою ручную ящерицу, — честно призналась я. — Давно. Когда ещё только училась готовить.
— Тогда наливай.
— Что? И больше ни одного замечания по поводу моих в прямом смысле убийственных кулинарных способностей?
— Подумаю над этим, когда буду в состоянии. — Аспирант взял наполненный стакан.
— Ну как? — хозяйственно поинтересовалась я, заранее ожидая плевков и симулирования удушья.
— Второе место в конкурсе на самое гадостное пойло.
— Вообще-то я рассчитывала на гран-при.
— Попробовала бы стряпню моей сестры, не зазнавалась бы так.
— У тебя есть сестра? — Сама не знаю почему, но я, как ребёнок новой игрушке, радовалась каждой свежей подробности о лженаречённом. Возможно, дело было в том, что из-за нашей с тётей природной женской болтливости аспирант знал всю мою подноготную, в то время как для меня он оставался фигурой не менее загадочной, чем Жозеф или Николя.