— Остынь. Девять к десяти, что эта белиберда — криво написанная биография какого-нибудь неудачника. — Ямато крутанулся на стуле и обеспокоено заглянул мне в лицо. — И откуда такой нездоровый интерес к манускрипту Войнича?
— Это же одна из величайших загадок человечества! Разве ты в детстве не пытался хоть раз его расшифровать?
— Ха-а?
— Ну я вот настолько прониклась увиденной по телевизору познавательной передачей, что купила себе книжку про этот манускрипт и проводила всё свободное от выполнения домашнего задания время…
Соболезнующий взгляд лженаречённого доходчиво давал понять, насколько пропасть между мной и нормальными детьми была велика. Презрительно фыркнув, я отвернулась. И какое право имеет на меня так смотреть человек, обучающийся на факультете, основателя которого похитили инопланетяне?
Когда фольклорист закончил сканировать последнюю страницу, большая стрелка часов уже второй раз за день миновала цифру восемь. Едва погас сканер и деловито загудел принтер, я кинулась выуживать с выходного лотка горячие, словно свежая выпечка, листы.
Ямато, снисходительно посмеиваясь, сунул оригинал рукописи в рюкзак и натянул куртку.
— Может, завтра отнесёшь? Темно уже.
Он лишь шутливо щёлкнул меня по носу.
Вечер стоял холодный и ветреный. Тонкие языки угольно-чёрных облаков извивались на фоне тёмного неба, будто норовя слизать с него звёзды и луну. Где-то вдалеке надрывно выла собака, вселяя в душу гнетущее предчувствие неотвратимой беды.
— Может, всё-таки завтра отнесёшь? Не проверяет же Николя эту книгу каждый день, в самом деле.
— Возвращайся в дом. — Аспирант бесцеремонно захлопнул передо мной калитку, мешая выйти из сада вслед за ним.
— Имею полное право дойти с тобой до угла. — Я изо всех сил налегла на дверцу.
— Не имеешь. — Он навалился на неё с другой стороны.
— Я только что видела, как из-за угла выглянула какая-то тень. Что если это преподобная Мика?
— Уверен, это всего лишь преподобный Невроз.
— Нет! — Я уже чуть не плакала. — У меня дурное предчувствие. Что-нибудь сегодня обязательно случится.
— Не приближайся к колюще-режущим предметам, смотри под ноги, не суй руки в принтер, и всё будет хорошо.
— Идиот.
— До встречи.
Он ушёл. Я вернулась в дом, но ощущение тревоги не пропадало. Под ложечкой посасывало прямо как в ту ночь, когда я раскрыла тайну Версалей. Было ли это дурным предзнаменованием или же я просто сама себя накручивала?
Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей, я пошла в комнату лженаречённого и занялась расшифровкой рукописи. Когда-то, уверенная, что именно мне предначертано раскрыть миру тайну манускрипта Войнича, я освоила несколько техник кодирования текста. Не настолько хорошо, чтобы можно было этим похвастаться, но то, что выроненный мной на экзамене клочок бумаги с непонятным текстом — шпаргалка, доказать никто не смог.
Возможно, из меня бы вышел неплохой дешифровщик, если бы скрупулезный, монотонный анализ текста не клонил меня в сон. Я уже расшифровала добрую половину книги, когда, стукнувшись носом об стол, проснулась и поняла, что на самом деле не расшифровала ничего. Повозив из стороны в сторону мышкой, я уставилась во вспыхнувший экран ноутбука — двадцать три часа сорок семь минут. Прошло уже почти четыре часа, а в комнате, освещённой приглушённым светом настольной лампы, никаких признаков возвращения аспиранта не наблюдалось.
Всё ещё лелея в сердце надежду, я заглянула на кухню и в прихожую. В последней обнаружились сапоги тёти, очевидно, отправившейся спать сразу по возвращении с работы, но Ямато нигде не было. Я начала беспокоиться по-настоящему. Этот идиот ушёл в начале девятого. На то, чтобы вернуть книгу в библиотеку, с лихвой хватило бы и часа. Так почему же его до сих пор нет? С каждым шагом, нервно отмеряемым по деревянному полу коридора, я всё глубже спускалась в чёрную пучину паники. Когда часы пробили полночь, внутри будто что-то оборвалось. Дорога до библиотеки и обратно не могла занять столько времени — с ним явно что-то случилось.
Словно в лихорадочном бреду, я натянула куртку и отперла входную дверь. Ёжась под холодными иглами измороси, я пробежала сквозь сад и под тревожный скрип калитки выскочила на дорогу. Глаза всё ещё не привыкли к темноте, и я чувствовала себя заблудившимся слепым котёнком. Что теперь делать? Где его искать? Я не знала ответа.
Тьма медленно обволакивала меня, увлекая в бездну отчаяния. Только теперь я поняла, насколько же дорог мне этот высокомерный эгоист.
Глава 15
Непрошеные слёзы покатились по щекам. Я тут же утёрла их тыльной стороной ладони, хоть рядом и не было никого, кто мог бы стать свидетелем моей постыдной слабости. Вернее, так мне казалось.
— Фух, это всего лишь ты. — Я едва различила в темноте силуэт Жозефа, но моментально узнала его голос. — Тебе чертовски повезло: Николя сегодня дома остался. Книгу дописывает. Если б он, как и я, принял тебя за преподобную Мику… Стоп. Ты чего, плачешь? Чего случилось?
— Всё в порядке. — Я подавила очередной всхлип.
— Тебя что, этот козёл из дома выгнал? — не унимался Версаль. — Эх, врезать бы ему хорошенько…
Я не стала ни подтверждать, ни опровергать его догадку — было не до того. Мне всё ещё хотелось плакать, но теперь уже от облегчения. Самые худшие опасения развеялись: Николя остался дома, Жозеф — здесь, рядом со мной, несёт очередную чушь, а значит, никто из них не мог напасть на Ямато, и оплакивать его трагическую кончину я начала преждевременно. От сердца отлегло — темнота больше не давила на грудь погребальным саваном. Пыль измороси постепенно прибила к земле клубившуюся в воздухе мертвенную мглу, позволив мне разглядеть очертания привычных предметов и лишив тем самым ночь её зловещего обаяния.
— Не понимаю я вас, баб, — продолжал разливаться Куяшский Аполлон. — Ну вот что в нём хорошего?
— А что во мне хорошего?
— Да, ладно. Ты классная девчонка.
Я скептически хмыкнула.
— Домой, наверно, не хочешь сейчас возвращаться? — участливо осведомился красавец.
Я опять ответила тишиной. Домой возвращаться действительно не хотелось.
— Пойдёшь со мной на дело?
— Зачем?
— Ну, подсобишь там чего.
— Ты это серьёзно?
— Разумеется.
— Ладно, — обескуражено согласилась я.
Было немного стыдно за такой быстрый переход от вселенской печали к волнительному предвкушению новых приключений, но я успокоила совесть тем, что если Ямато жив (в чём я теперь не сомневалась), то, наверняка, обрадуется новому материалу для диссертации.
Состояние ажитации продлилось недолго, ровно столько, сколько понадобилось моей одежде для того, чтобы промокнуть, ногам — замёрзнуть, а терпению — лопнуть.
— Мы что, так и будем всю ночь по селу ползать? — сорвалась я, устав созерцать спину болотного упыря, замирающего у каждого садового участка.