Больно не было. Я просто почувствовала, как что-то тяжёлое стегнуло плечо, а потом, вместе с осознанием случившегося по телу разлилась волна цепенящего страха.
— Твой дом, — услышала я будто где-то вдалеке голос Жозефа. Он говорил что-то ещё, но его слова звучали для меня так, будто он произносил их, засунув голову в ведро с водой. Пришла в себя я, лишь когда он, потеребив меня по макушке, растаял в темноте. Оцепенение медленно начало спадать, и я почувствовала, как плечо обожгла тупая, пульсирующая боль. Казалось, будто когтистая лапа неведомого существа, впившись в плоть, пытается утянуть меня в скрытое за поворотом царство смерти.
"Я умираю", — внезапное осознание этого факта вновь притупило все чувства, помимо страха. "Я умираю" — насущные проблемы в мгновение ока померкли, как луна в лучах восходящего солнца. Сжимая здоровой рукой пылающее плечо, на негнущихся ногах я поковыляла к дому.
— Э? — Ямато, высунувшись из кухни, изумлённо воззрился на меня. — Я думал, ты наверху.
Он вернулся. Он жив. А я умираю. Какая ирония судьбы.
Я слабо, вымученно улыбнулась. Он лишь недоумённо склонил голову набок. Такое знакомое движение… Такое трогательное… Если подумать, он ведь гораздо обаятельнее Жозефа с его идеально правильными чертами лица и обольстительной улыбкой. И как же я раньше не замечала…
— Я рада, что смогла увидеть тебя. Теперь я могу уйти без сожалений.
— Ты что, пьяна?
— Я… — отпустив плечо, я продемонстрировала окровавленную ладонь, — …умираю.
Забавно было наблюдать, как плавно, будто в замедленной съёмке, распахиваются его выразительные глаза, а выскользнувшая из руки кружка падает, расплескивая вокруг бусины воды. Или же это лишь для моего затухающего разума время приостановило ход?.. Впрочем, какая теперь разница? Последние остатки жизни уже покинули моё тело. Смиренно прикрыв глаза, я приготовилась погрузиться в сгущавшийся вокруг сумрак. В сумрак, а не в искры, посыпавшиеся из глаз после того, как Ямато, резко крутанув меня на месте, приложил лицом о дверь.
— Эй, так не обращаются с умирающими! — Мой слабый голос потонул в треске разрываемой ткани.
— Что ты делаешь? — уже куда более бодро возмутилась я.
— Потерпи. — Нож, мелькнувший в руке лженаречённого, заставил меня умерить пыл. Стараясь не делать лишних движений, я покладисто прислонилась носом к двери и позволила ему разрезать на себе всё, что он счёл нужным.
— Царапина, — наконец облегчённо выдохнул фольклорист.
— Царапина?.. То есть как? Я не умираю? Ты уверен?
Извернувшись, я попыталась нащупать рану, но аспирант перехватил мою руку.
— Не трогай. Нужно обработать. Пошли наверх.
С каждым шагом по лестнице мир вокруг снова обретал краски. Кажется, теперь всё стало даже ярче, чем накануне. В комнату Ямато я впорхнула уже новым человеком. Словно феникс, сгоревший и возродившийся из пепла, я вновь раскрыла объятия навстречу жизни. Как же это всё-таки здорово, быть живой!
— Раздевайся.
— Что?
— Раз-де-вай-ся, — по слогам повторил лженаречённый. — Сними эти грязные тряпки.
Я окинула взглядом свою одежду — действительно, теперь она напоминала именно их.
— Выйди.
Аспирант театрально возвёл глаза к потолку, но просьбу всё же исполнил.
Превозмогая боль в плече, теперь ставшую такой неприятно-отчётливой, я избавилась от лохмотьев, некогда бывших моим любимым свитером и вываленных по колено в грязи джинсов. При мысли о том, что теперь я нахожусь в комнате лица противоположного пола в одном нижнем белье, становилось неописуемо стыдно, посему я поспешно сдёрнула с кровати простыню и несколькими слоями обмотала вокруг груди на манер платья.
— Всё.
Скрипнула дверь и, порывисто вздрогнув, я зажмурилась так, что в ушах зазвенело.
— Расслабься, бить не буду. — Ямато небрежно опустился на кровать позади меня.
Я послушно кивнула и попыталась следовать его совету, но, едва лекарство обожгло края раны, снова непроизвольно съёжилась.
— У-у-у!
— Хочешь разбудить тётю?
Закусив губы, я подавила очередной стон. Пульсирующая боль теперь колотила плечо так, что глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Один за другим я медленно проходила круги ада, томительно ожидая, когда же пытка завершится. Кажется, минуло столетие прежде, чем это случилось.
— Молодец, хорошая девочка. — Ямато отложил аптечку и взялся за бинты.
Я непроизвольно вздрогнула, когда его пальцы скользнули по моей обнажённой коже. Когда же он положил руку мне на плечо, дабы придержать бинт, голова закружилась, а сердце, казалось, подскочило в груди так, будто собиралось поставить мировой рекорд по прыжкам в высоту.
— Не трогай меня, — с раздражением, за которым скрывалось смущение, выпалила я.
— Почему?
— Потому что…я порядочная девушка, и это противоречит моим убеждениям.
— Значит, ты порядочная девушка?
— Именно.
— Э-э, а выглядит так, будто ты думаешь о чём-то извращённом. У тебя даже уши покраснели.
— Идиот.
— Значит, я прав?
— Идиот!
— Ну знаешь ли…
— Иди…
В первое мгновение я не поняла, что произошло — словно бы в двоичной системе моего сознания, состоящей сплошь из нулей и единиц, появился неизвестный знак, вызвавший необратимое зависание — а когда поняла, то не поверила. И лишь когда Ямато, отстранившись на мгновение, испытующе заглянул мне в глаза, а затем его губы снова накрыли мои, осознание случившегося ударило в голову. Ударило так, что я, кажется, впервые в жизни упала в обморок.
Глава 16
Когда я проснулась, за окном было темно. Ещё или уже — не понятно. Общее состояние разбитости дополнялось возникавшей при резких движениях болью в плече. В довершение, пытаясь добраться в потёмках до выключателя, я треснулась ногой о какую-то железяку. Мысль о том, что это и откуда взялось в моей комнате, помогла осознать, что вообще-то эта комната не моя. Мгновенно возвратившееся смущение краской разлилось по щекам. Ямато меня поцеловал. Зачем? Я ему нравлюсь? Или же он просто дурачился? Последнее больше походило на правду…но верить почему-то хотелось в первое… Я отчаянно затрясла головой, отгоняя наивные мечтания: сколько можно наступать на одни и те же грабли? Нафантазирую сейчас всяких глупостей, вроде любви до гроба и скорой свадьбы, а окажется, что для Ямато этот поцелуй вообще ничего не значил.
От расстройства, в которое привели меня собственные умозаключения, очень захотелось есть, а потому, заскочив в свою комнату, дабы привести себя в порядок, я спустилась на кухню. Лженаречённый, как и предполагалось, обнаружился там.
— Доброе утро. — Я старалась, чтобы голос звучал естественно, но он больше походил на скрежетания ржавого робота. Вдобавок ещё и щёки пылали так, будто за ними спрятали раскалённый кипятильник. Сунь я теперь голову в воду — ручаюсь, она бы вскипела.
— Вечер, — не отрываясь от компьютера, поправил фольклорист.
— Ого! Выходит почти восемнадцать часов проспала — личный рекорд.
Он никак не отреагировал на мою неуклюжую попытку пошутить.
— Можешь в свою комнату возвращаться. Я там прибралась за собой.