Утихомирить её не удалось, так что, поворчав немного, Ляля-таки отодрала лист, и мы приступили к переклейке. Бадя, чтобы не мешать, с ногами забралась на кровать и тут же заснула. Глядя на посапывающую подругу, Ляля тепло улыбнулась и, повернувшись ко мне, неожиданно сказала:
- Спасибо.
- За что? – не поняла я.
- За то, что не отвернулась от Бади после того, как всё узнала. Я ведь уже говорила, что рядом с тобой она позволяет себе расслабиться и побыть обычной маленькой девочкой. Да и я благодаря тебе снова чувствую себя молодой. А мне ведь, несмотря на юное тело, уже пятьдесят два…
Я сконфуженно отвела взгляд, не зная, что ответить. Заметив моё замешательство, Ляля по-матерински усмехнулась и успокаивающе погладила меня по спине.
- Ну что ж, пора будить лентяйку, - девушка кивнула на Бадю, - и разбредаться по постелям.
- Нет-нет, - замахала руками я, - пусть спит. Мне всё равно пока не хочется, лучше почитаю что-нибудь.
- Ладно, - не стала спорить Ляля. – А я на боковую.
Пожелав подруге спокойной ночи, я осторожно открыла скрипучую дверь, чтобы выпустить её.
- Жаль, что всё так сложилось, - шепнула девушка прежде, чем уйти. - Мне бы хотелось, чтобы мы и дальше дружили как обычные деревенские девушки.
«Да, так было бы проще». - Закрыв дверь, я прислонилась лбом к прохладному металлу.
- Не расстраивайся, - раздался за спиной звонкий голосок Бади. – Мне вот, наоборот, полегчало от того, что не нужно больше врать.
- Ты не спишь?
- С самого начала притворялась, - призналась девочка. – Хотела с тобой поговорить.
- О чём?
- О Дине. Она просит оставить её в Крутом Куяше, рвётся нам помогать. - Маленькая староста пытливо заглянула мне в глаза. – Как ты на это смотришь?
- Твоё дело, - ушла от ответа я. На самом деле общаться с Диной после случившегося не хотелось совершенно.
- Она не плохая, - будто прочитав мои мысли, сказала подруга. – Просто у неё искажённое понятие о том, что можно, а чего нельзя. – Бадя умолкла и раздумчиво поджала губы. - Знаешь, я, наверное, не имею права рассказывать, но, боюсь, иначе тебе будет трудно понять Дину. – Староста понизила голос, словно боялась, как бы кто не подслушал. – Отец Ямачо как-то, подвыпив, проговорился мне, что у его жены всё тело в шрамах, так как первый муж её бил. После этого я против воли стала приглядываться к соседкам и заметила, что у Дины с Ольгой и впрямь полно рубцов на руках и ногах. Когда Дина пошла в шоу-бизнес, она свела шрамы на коже, но шрамы в душе, наверняка, остались и по сей день… Знаешь, я считаю, у каждого из нас полно таких шрамов, больших и маленьких. Одни пытаются их вытравить, вторые – делают вид, что не замечают, третьи стараются принять и жить с ними – что бы ни предпочёл человек, это его выбор. Остальные не имеет права ему указывать. Всё, что они могут – принять человека таким, какой он есть. У Дины, конечно, запущенный случай, но, чтобы измениться, она должна сама этого пожелать. Всё, что сейчас можем мы – показать ей, что есть люди, которые останутся с ней, как бы сильно она не старалась их оттолкнуть. Возможно, это поможет, и она найдёт в себе силы освободиться от детских комплексов, а возможно – так и будет до конца жизни отыгрываться на окружающих за недостаток отцовской любви… Не знаю… Но я хочу попробовать. При условии, что ты не против её общества.
Я не знала что сказать: слова маленькой старосты тронули меня, но в то же время мне не хотелось, чтобы Дине всё так просто сошло с рук.
– Ладно, утро вечера мудренее, - заключила Бадя, спрыгнув с кровати. - Поспи, а завтра на свежую голову подумаешь, готова терпеть Дину или нет. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - тяжело вздохнула я.
Подумать на свежую голову не вышло – бурление мыслей в моём котелке не утихало всю ночь, и, когда я, отключившись ненадолго, продрала глаза, он всё ещё разил вчерашней затхлостью. На прикроватной тумбочке обнаружился сюрприз в виде двух листков разноцветного картона, для привлечения внимания сложенных домиком. На первом была намалёвана гигантская амёба, гордо озаглавленная «План подземного храма». Внутри кляксообразного одноклеточного плавало несколько пузырей с подписями: «Актовый зал (Зал для деревенских гуляний)», «Комната Анечки», «Комната задумчивости», «Душевая» и другими, им подобными. Перечёркивающие амёбу линии показывали основные коридоры и подземные ходы – последних, к моему удивлению, оказалось довольно много – оставшееся же пространство кольцом обвивала надпись: «туда лучше не ходить». Внизу страницы красовалась задорно подмигивающая детская мордашка с чёрными косичками.