— Как же ты выбрался?
— Спросил мессию, сильно ли она обидится, если я оболью двери её пристанища керосином и подожгу.
— Но если бы ты так сделал, сам бы задохнулся.
— Начнём с того, что у меня не было керосина.
— А-а… Но ты не врал, просто недоговаривал, — смекнула я. — Но неужели она отпустила тебя просто так?
— Нет, пообещала, что на меня падёт проклятие Богини. Жду — не дождусь.
— А что насчёт церкви? Нашёл что-нибудь интересное?
— Да, там в полу железная дверь, запертая изнутри. Подозреваю, что явление Богини страждущим происходит не без её участия.
— Есть идеи, кто это может быть?
— Есть одна, но тебе она не понравятся.
— Потерплю как-нибудь.
Ямато промолчал, надеясь, вероятно, что я одумаюсь и предпочту остаться в блаженном неведение.
— Ну так? — надавила я.
— Твоя так называемая подруга.
— Крючия?
— Староста.
— Бадя? — Мои глаза изумлённо распахнулись. — Ты считаешь, что Богиня преподобной Мики — Бадя? Это что, шутка?
— Сказал же, что мой вариант тебе не понравится.
— Он мне не то, чтобы не нравится, он мне кажется абсурдным. С какой стати Баде притворяться Богиней?
Я с вызовом посмотрела на лженаречённого, но он, похоже, отвечать не собирался.
— Можешь подкапываться к Баде сколько угодно — я всё равно ей верю! — ревностно, будто знамя от неприятеля, принялась защищать подругу я.
— На каких основаниях?
— На тех же, на которых ты её ненавидишь.
— Я не испытываю к ней ненависти.
— Да ладно! Думаешь, я не замечаю, что у тебя настроение портится всякий раз, как ты её видишь?
Аспирант открыл рот, но не нашёл, что возразить, потому лишь досадливо цокнул языком.
— Может, объяснишь, чем именно тебя не устраивает моя лучшая подруга?
— Эта девочка не та, за кого себя выдаёт.
— Откуда такие выводы?
— Попросил друга из прокуратуры её проверить. Нет никаких сведений ни о миллионере по фамилии Улзыжаргалов, ни о его гениальной дочери.
— Ты проверял Бадю? — опешила я. — Зачем?
Он снова сделал вид, что не слышит вопроса.
— Бадя — очень дорогой для меня человек, поэтому, если ты знаешь что-то, что может…
— Ладно, — сдался аспирант. — Меня напрягает её внешность.
— В каком смысле?
— В том, что эта девочка похожа на мою наставницу.
— Которая изучала озёра-прародители и пропала без вести?
— Именно.
— Думаешь, они родственники?
— Исключено. Среди близкой родни моей наставницы не было ребёнка такого возраста.
— А среди дальней?
— У дальних родственниц не бывает настолько похожих черт лица.
— Гены непредсказуемы. Я слышала о таких случаях. Они могут даже не знать друг о друге, а…
— Они связаны, — перебил аспирант. — Староста добавляет к моему имени японский именной суффикс, и не "сан", как это сделал бы любой, кто хоть раз заглядывал в учебник японского, а "сама" — тот, который я добавлял к имени наставницы в детстве. И ещё…ты слышала, с какой издёвкой она со мной разговаривает? Будто знает, что я о чём-то догадываюсь, но уверена, что мне её не раскусить.
— По-моему, ты просто себя накручиваешь.
— Предсказуемая реакция. — В голосе Ямато звучало не то раздражение, не то отвращение. — Поэтому я и не хотел ничего рассказывать, пока не найду прямых доказательств.
— Доказательств чего? Того, что Бадя связана с твоей наставницей? Так давай я спрошу у неё напрямую.
— Исключено. Это опасно.
— Чем?
— Я на следующей неделе еду в город, — нагло ушёл от ответа аспирант.
— Не меняй тему!.. Что? Ты уезжаешь? — Его заявление так ошеломило меня, что я мгновенно позабыла, о чём мы спорили до этого.
— Да, кандидатский минимум сдать надо.
— А почему раньше не сказал?
— Что, за пять дней собраться не успеешь?
— Собраться? Я? Зачем?
— Потому что безопаснее бросить здесь бомбу замедленного действия, чем тебя.
Подобное сравнение мне не льстило, но перспектива остаться одной в рассаднике упырей казалась ещё более удручающей, потому возражать я не стала.
Благодаря куяшской настойке, уже через пару часов рана перестала напоминать о себе, так что оставшееся до отбытия время я провела за привычными делами, к которым помимо прочего добавились попытки расшифровать манускрипт Версаля, увы, безуспешные. Дразнить меня из-за обморока Ямато не стал, напротив, ни разу даже намёком не затронул эту тему, потому уже спустя пару дней мне стало казаться, что тот поцелуй — всего лишь часть сна, который я увидела, когда от боли и перенапряжения отключилась во время перевязки.
К отъезду мы готовились тайно. Даже Пелагее Поликарповне я сообщила о нём лишь в последний день. К рассказу о внеплановых занятиях в институте, которые я якобы жажду посетить, начальница отнеслась весьма благосклонно.
— Ну что ж, удачи в подготовке к сессии, Кротопупс.
— Спасибо. — Я радостно прижала к груди подписанное заявление на отпуск. — Могу я уйти сегодня пораньше, чтобы успеть собраться?
— Протрёте пыль со столов и можете быть свободны.
Я тут же кинулась наверх исполнять поручение, но на последней ступеньке замерла.
— …ло, — донеслось до меня из кабинета начальницы, — …ля, это Пелаге…
Не в силах сдержать любопытства, я приникла ухом к проёму между фигурными столбиками балюстрады.
— Да. Вы просили сообщить, если Кротопупс куда-то соберётся. Да. Сегодня она попросилась в отпуск. Именно. Хочет поехать в город, чтобы иметь возможность посещать занятия для заочного отделения. Да, разумеется, я подписала заявление. Что? Нет. Да. Да. Хорошо. Сейчас.
Голос начальницы смолк. Я, ни жива, ни мертва от страха, всё ещё прижималась щекой к ледяному мрамору ограждения. Мне был известен только один"…ля", которому могли понадобиться сведения о моих перемещениях — зеркала чёрной души этого"…ля", мастерски воспроизведённые на холсте, как раз буравили мне спину.
— Кротопупс, — Пелагея Поликарповна подошла к основанию лестницы, — к телефону.
Полная дурного предчувствия я проследовала за начальницей в её кабинет.
— Алло, — как я и ожидала, из трубки подал голос Николя. — Здравствуй, дорогуша. Узнала? Нет-нет, ничего не говори. Сбежать, значит, собралась? Ну-ну. А известно ли тебе, дорогуша, почему ты до сих пор жива? — Он сделал театральную паузу, не предполагавшую ответа. — Что ж скажу: только потому, что ты находишься под моим контролем. Странно, чтобы марионетка не заметила, что её дёргают за ниточки. Хочешь освободиться? Что ж, Пиноккио тоже мечтал стать настоящим мальчиком. И что с ним случилось? Правильно, он сгорел. — Николя жеманно, словно чопорная девица, захихикал. — Ты не согласна со мной, милая? Пиноккио не сгорел? Ну, будь уверена, ты-то уж точно сгоришь. А если не ты, так твои родственники и друзья. В тот миг, когда ты выйдешь за пределы Крутого Куяша, он превратится в гигантский костёр. Курган Кротопупса — пожалуй, именно так станут называться это место. Нравится?