— Шрам! — победно выпалила я. — "Ш" — это как "х" в задачках по математике, неизвестное количество то есть, а квадратик — это рама, получается "ш рам".
Отец Ямато выпучил глаза так, что стал похож на раздавленную лягушку, Ольга прикрыла губы рукой, пряча улыбку, а лженаречённый и вовсе, согнувшись пополам, давился от беззвучного хохота.
— Понял, как твоя жена будет читать свою фамилию? — кивнул сыну отец.
— Аня выучит японский, — отсмеявшись, заверил родителя Ямато. — Она способная, была круглой отличницей в школе.
— В институте тоже, — обиделась я.
— Учишься? — уже более доброжелательно поинтересовался лжесвёкор. — На кого?
— Учительница русского языка и литературы, — продемонстрировал знание моей биографии лжевозлюбленный.
— А ты?
— Учился на юриста, сейчас в аспирантуре, — мастерски вывернулся Ямато, как всегда, не сказав ни единого слова лжи.
Отец выглядел довольным. Мне даже жаль его стало: будет теперь хвастаться знакомым, что вырастил уважаемого юриста, не подозревая, чем его сын занимается на самом деле.
— Время уже к обеду, а мы ещё не завтракали, — воспользовавшись паузой, привлекла внимание к более насущному вопросу Ольга.
— И правда. — Мгновенно забыв о нашем с Ямато существовании, глава семейства повернулся к жене. — Чем сегодня моя хозяюшка нас побалует?
— Мисо-борщ, — кокетливо ответила женщина.
— Может быть, вы хотели сказать мисо-суп? — неуверенно переспросила я, припомнив меню японских ресторанов.
— Нет, мисо-борщ, — радостно повторила Ольга. — Это моё фирменное блюдо.
По вкусу "фирменное блюдо" напоминало щи, однажды уже побывавшие в чьём-то желудке. Пришлось собрать всё самообладание, чтобы не выдать тех мук, которые испытывал мой пищеварительный тракт при каждом глотке.
— А ты чего не ешь? — грозно спросил у Ямато отец.
— Аппетит пропал.
— Ах ты, паршивец! — Мужчина вскочил с места.
— Успокойся, дорогой, — остановила мужа Ольга. — Главное, что Анечке нравится.
Всё семейство дружно уставилось на меня как раз в тот момент, когда я собиралась сдаться и сплюнуть остатки отравы обратно в тарелку. Пришлось, выдавив улыбку, проглотить.
В награду же за свою стойкость я как всегда получила одни упрёки.
— Зачем было жрать эти помои? — с упрёком спросил Ямато, как только мы, покончив с завтраком, отправились в дом его наставницы. — Самоистязания самоистязаниями, но всему же должен быть предел.
— Не хотела расстраивать твою мачеху, — с трудом выдавила я.
— Надо было знак подать, я бы что-нибудь придумал.
— Спасибо, что говоришь это только теперь.
— Пожалуйста.
Я хотела отвесить аспиранту пинок, но отягощённое мисо-борщом тело откликнулось на сию попытку новым приступом тошноты. Обхватив ладонями рот, я попыталась убедить чудо-блюдо побыть внутри ещё немного, хотя бы до тех пор, пока на горизонте не нарисуется уборная.
— Беги, я здесь подожду, — угадал мои мысли лженаречённый.
Когда я, значительно менее зелёная и куда более весёлая, вернулась, Ямато, как и обещал, ждал у высокого кирпичного забора соседнего дома, но был он уже не один. Рядом, уперев руки в боки, стояла пожилая женщина с повязанными косынкой тёмными волосами.
— Эта? — оживилась она, приметив меня.
Ямато кивнул.
— Уже и невеста есть… Эх, как быстро дети растут. — Женщина с грустью покачала головой. — Ну что ж, проходите, провожу вас в комнату Алимы. Я там ничего не трогала с тех пор, как она исчезла.
— Алима? — шёпотом переспросила я у фольклориста, пока мы разувались. — Твоя наставница случайно не Алима Бадарханова?
— Ты знаешь об Алиме Бадархановой? Я удивлён.
— Как же можно не знать о мировом светиле метафизики, уфологии и парапсихологии? — без зазрения совести процитировала Коноплю я. — Так это она?
— Да.
Теперь, когда стало известно, что мы идём в гости к знаменитости, энтузиазма во мне заметно прибавилось. Алима Бадарханова, конечно, не Дина Беляна, но о том, чтобы попасть в дом звезды уровня Дины, я и мечтать не смела.
Женщина привела нас в просторную, но довольно неопрятную комнату, заваленную книгами:
— Это кабинет Алимы. Здесь она держала все свои бумаги. Не буду вам мешать. Как закончите, позовите.
Мать исследовательницы ушла, оставив нас вдвоём. Аспирант тут же прилип к стеллажу с толстыми архивными папками, а я, будто заворожённая, смотрела, как при каждом движении переливаются в его непривычно тёмных волосах отблески солнечного света, струящегося сквозь окно. Когда Ямато присел на корточки, разглядывая корешки книг на нижней полке, я, забывшись, попыталась смахнуть дразнящие блики рукой.
Фольклорист чуть заметно вздрогнул от прикосновения, обернулся и, приподняв левую бровь, вопросительно уставился на меня.
— Прости, — вспыхнула я, пряча за спину поспешно отдёрнутую руку. — Мне нехорошо что-то. Наверное, из-за борща. Пойду прилягу, пожалуй.
Не в силах больше скрывать смущение, я кинулась прочь.
— Эй! — Лженаречённый бросился было за мной, но полка, за которую он ухватился, когда вставал, обвалилась, засыпав его достижениями печатной промышленности.
Я вылетела из комнаты, радуясь, что объяснений удалось избежать, но всё-таки краем глаза успела заметить, как Ямато, низко опустив голову, рассматривает какой-то клочок бумаги на полу. Лица его я видеть не могла, но плечи аспиранта подрагивали, будто бы от беззвучного смеха. Впрочем, тогда я решила, что мне показалось.
Глава 18
Человеку, склонному к рефлексии, жизнь кажется кубиком Рубика, который он никак не может собрать. Мучается бедолага, крутит его и так, и эдак, но лишь сильнее перепутывает цвета на гранях. Чем больше я размышляла о том, что со мной происходит, тем пуще мне хотелось зашвырнуть головоломку собственной жизни куда подальше и начать всё с чистого листа.
Без дела слоняясь по дому, я очутилась у комнаты лженаречённого. Накануне он строго-настрого запретил мне туда заходить. Совесть с любопытством схлестнулись в неравной схватке, и, почтив минутой молчания память поверженной, я осторожно повернула ручку.
Шторы на окне были плотно задёрнуты, из-за чего в комнате царила прямо-таки мистическая атмосфера. Я нащупала выключатель, но вспыхнула не люстра, а гирлянда мелких лампочек в длинном стеклянном стеллаже вдоль стены. Затаив дыхание, я подошла к волшебной витрине. В каждой из многочисленных прозрачных ячеек разыгрывалась своя история: вот из чёрной кладбищенской земли, своротив миниатюрный деревянный крест, вылезает полуразложившийся упырь, за перегородкой ведьмы в остроконечных шляпах веселятся у мерцающего кроваво-красного костра, а над ними, ярусом выше, воет на полную луну оборотень. Зрелище завораживало и пугало одновременно. Казалось, искусно сделанные фигурки вот-вот оживут и втянут тебя в свой зловещий маленьких мирок.