– Плюнь! – закричал Иггельд страшным голосом, но сам же устыдился собственной глупости. – Что ты наделал!.. Как же я без тебя?
Черныш смотрел чистыми честными глазами. Увидев, что родитель проснулся, взвизгнул и, прыгнув к нему, лизнул в нос.
– Как же я без тебя? – повторил он уже безнадежно. – Черныш, у меня ж никого, кроме тебя, нет на всем свете…
Он обхватил большую лобастую голову, язык на мгновение замер, ощутил соленые слезы, но тут же заработал чаще, с неистовым рвением, стараясь вылизать своего родителя, утешить, вылечить.
– А кто вылечит тебя? – прошептал Иггельд.
Он не выпускал его из объятий, плакал, а Черныш сопел и сочувствующе вздыхал. Так, обнявшись и обессилев, оба заснули. И спали долго, Черныш – потому что любил поспать, а Иггельд не успел отдохнуть и согреться, да и потому, как он потом думал, что страшился проснуться рядом с мертвым дракончиком.
Спали они не меньше суток, если не двое. Проснулся голодный, во всем теле ни капли усталости, а только жажда двигаться, прыгать, ворочать камни. Осторожно разлепил глаза, и Черныш, что спал мордой к нему, тут же приоткрыл один глаз, убедился, что папа уже проснулся, распахнул оба глаза и приглашающе подпрыгнул на всех четырех: давай играть! Кто от кого удирает, а кто гонит и валит на спину?
Иггельд, не веря глазам, всматривался в его морду. Похоже, за время сна даже подросла, раздалась в стороны. Нос холодный, глаза ясные, губы не лопаются, а сам дракончик переполнен энергией.
– Ну ты и салоед, – прошептал он счастливо. – Как же ты выжил?.. Расскажу Апонице…
Черныш понял по голосу, что можно целоваться, ликующе бросился на грудь любимому папочке, повалил, облизал, Иггельд тоже обнимал, целовал, щупал, чесал, хватал на руки и бегом носил по пещере, приводя Черныша в дикий восторг.
По ту сторону входа свирепо завывал на разные голоса ветер. Утомившись с Чернышом, Иггельд посерьезнел, прислушался, и настроение сразу упало. Если в Городе Драконов такая вьюга случается один-два раза за всю зиму, все запираются в теплых домах и отсиживаются, то здесь это даже не вьюга, а обычная зима. А уже завтра-послезавтра надо снова на охоту. И кто знает, повезет ли на этот раз…
Свиней становилось все меньше, по крайней мере, добывать все труднее. Возможно, в норах они не размножались, а когда лютый мороз и ветер, то не до того, чтобы пропускать молодую свинку и поджидать, когда выйдет матерый кабан.
К концу зимы пришлось резко уменьшить рацион. Черныш отыскал в дальнем углу старые кости и грыз их целыми ночами. У него менялись зубы, мучительно чесались, он готов грызть даже камни, но кости можно еще и глотать, те усваивались, Иггельд видел, как прямо на глазах кости самого Черныша становятся толще.
Пришла весна, в рощу из нор выплеснуло множество мелких полосатых поросят. Всем хватит пропитания, подумал Иггельд, он чувствовал, как исхудали, кожа да кости, быстрее растите, размножайтесь, а то взрослых почти не осталось…
Черныш придумал сам себе забаву: в ручье водилась рыба, стремительная и сильная, неизвестно чего она поднималась из долин против бурного течения, Иггельд сам видел, как даже прыгает через пороги и небольшие водопады, но поднимается упорно, а здесь Черныш с утра до вечера сидел на исхудавшей заднице и то ловил лапами, то пытался хватать зубастой пастью. Когда удавалось поймать, он с торжеством приволакивал к Иггельду, складывал к ногам, садился на задницу и смотрел в лицо папы радостными блестящими глазами.
– Спасибо, молодец, умница, – говорил растроганный Иггельд. – Давай я тебя почешу…
Черныш томно закрывал глаза и вытягивал шею. Иггельд чесал, гладил, ласкал, потом обязательно делил рыбу, отщипывая себе кусочек, чтобы приучить дракона всегда приносить хозяину, а для Черныша он не хозяин, тот искренне и честно считает его любимым папочкой, да и он сам для него вовсе не дракон, не зверь, не чудовище…
Теперь Иггельд приносил с охоты молодого кабанчика, Черныш – рыбу, и к тому времени, как дороги очистились от залежей снега и приехал навестить Апоница, оба почти нагуляли прежнее мясо.
Апоница крепко обнял, отстранил, сказал дрогнувшим голосом:
– Если честно, я не ожидал…
– Чего?
Апоница сглотнул ком в горле.
– Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
– Я спас Черныша, – ответил Иггельд.
Апоница отмахнулся.
– Что твой дракончик!.. Ты – выжил! Я не знаю, кто из взрослых мужчин сумел бы пережить здесь зиму в одиночку?
– Я не один, – ответил Иггельд гордо.
– Ах да, конечно…
Со стороны ручья донесся рев, визг, потом оттуда выметнулся Черныш, отряхнулся всем телом, брызги разлетелись, как мелкие осколки льда, а он понесся к ним во весь опор, резко затормозил перед Иггельдом, кося огненным глазом на Апоницу, раскрыл пасть, огромная рыбина упала к ногам Иггельда.
– Молодец, – похвалил Иггельд. Он потрепал Черныша за голову, пару раз скребнул за ухом, сказал: – Иди лови дальше!
Осчастливленный Черныш унесся к ручью, смешно подкидывая зад и помахивая хвостом. Апоница проследил за ним взглядом, в глазах изумление.
– Ты что, научил его ловить рыбу?
– Я? – удивился Иггельд. – Он сам меня научит!
Апоница все еще смотрел вслед дракону. Тот спустился в ручей, видно только горбик спины, там часто слышались шлепающие удары по воде, довольный, а иногда раздраженный рев, щенячьи взвизги, высоко взлетали брызги.
– Пока еще холодно, – сказал Апоница с сомнением. – Да и вода здесь… ледяная. Они легко простуживаются.
Иггельд кивнул.
– Да знаю. Но… мы в самом деле такое пережили! И еще… мы не выжили бы, если бы не ели зимой свинину. Черныш тоже ел. И сейчас, теперь уже ничего не могу поделать, ест сало так, что за ушами трещит.
Апоница покачал головой.
– Сожжешь ему печень. Хотя… если он не в котловане, а вот так носится, то у него и сало в желудке сгорит без вреда.
Иггельд с облегчением вздохнул.
– Спасибо. Я так тревожился.
– Да ладно, – ответил Апоница, взгляд его был пристальным. – Я же вижу, что ты сам во всем разобрался. А сейчас, скажу честно, твой дракошка прошел бы любые испытания. Он выглядит здоровым, крепким. И мышцы нарастил, как… не знаю просто, у кого!
– Боролись за жизнь, – просто сказал Иггельд. – Но теперь все позади.
– Впереди новая зима, – предостерег Апоница. – Правда, будешь на год взрослее.
– И Черныш.
– И Черныш, – согласился Апоница. – Иггельд, я горд тобой. Ты поступил неправильно, это я о драконе, но у тебя чистое честное сердце, ты бесконечно добр, и ты совершил… подвиг! А я расскажу в своем клане, что у драконов гораздо больше запаса выживаемости, чем мы думаем. И больше пластичности. В котловане любой дракон помер бы, наевшись сала. И нагрузки нашим драконам можно увеличивать, если смотреть вот на твоего. Ему не повредили, еще как не повредили!
Он снял с коней возле пещеры все припасы, понаблюдал, как Иггельд и Черныш носят вдвоем: Черныш держал в пасти тяжелейший мешок, тот волочился по земле, дракончик вскидывал пасть повыше, даже привставал на коготки, чтобы стать выше ростом, тащил, пыхтел, гордый, что ему тоже доверили работу взрослых.
– Старается, – сказал он с непонятной усмешкой. – Странно все это…
– Что?
– Никогда не видел драконов вот так… на свободе.
Иггельд пожал плечами, глаза показались Апонице глазами взрослого человека.
– А что такое свобода? Посуду мою и здесь. И точно так же рублю дрова, жарю мясо… Правда, со мной Черныш, а это и есть то, ради чего нужна свобода.
Апоница посмотрел на небо, сказал обеспокоенно:
– Пойдем в твою пещеру, хлебнем хоть горячей воды, если у тебя есть нечего. Дни пока что короткие, не хотелось бы, чтобы меня с лошадьми ночь застала на узкой тропке.
Они носились по долине взад-вперед и наискось, преодолевая ревущую ярость ветра, Иггельд соорудил из шкур плотные мешки, нагрузил камнями, так и бегали наперегонки. Черныш сперва противился, комично изгибался и пробовал задней лапой сорвать тяжелый груз, но Иггельд в конце концов сумел убедить наивного и доверчивого ребенка, что ему так красивее, что все его с этим грузом любят больше, и Черныш смирился, бегал с мешком камней на спине, который стараниями Иггельда становился все тяжелее и тяжелее.