«…А после, господин мой, как у жителей кукуйских, с магнстром Грегором которые из них ворогуют, осторожно я выведал, не отъезжал ли который той ночью из дома, поелику намыслил магистр, что могли тот побег супротивники его учинить, дабы ему, магистру, оным вредом досадить, — с разговором тайным подстерег меня на улице по прозвищу Мешалкин по имени Васька комедиант. А разговор был у него, что из их комедиантской кумпании Куземка Дубонос и Климка Тюка ночевать со всеми в Кукуй-слободе по окончании потехи комедь не остались, а с ночевки, как улеглись все, скрылись. И он, Васька Мешалкин, то видел, как украдкой, будто до ветру, Куземка и Климка выходили, а назад на ночевку их больше не было.
Сегодня поутру названных комедиантов разыскал и допросил. И то они, Куземка Дубонос и Климка Тюка, на себя признали, что в школе кукуйской, где ночевали и на комедийское умельство учились, тайно бороду и волос прикладной они взяли, а также платье комедийское, какое там было. В слободу Мещанскую из Кукуя через ночь опосля поспешив, подле съезжей украденным платьем и волосом с бородой обличья свои истинные утаили. А как потом дуралея, десятского стражника, обманули, тьмой ночной, опричь всего, воспользовавшись, — о том я писал тебе, благодетель, прошлый раз…»
«…Что пожаловался Грегори-кукуец, будто комедиантов его самых лучших изувечили, то это напраслина. Злодеям слободским наказание учинять по службе казенной слуга твоей милости обязан. А заплечному мастеру Алфимке говорилось, чтобы хлестал он комедиантов с остережением. Понеже[19] исполнял бы работу без остережения, то… сам понимаешь, господин мой!.. А что харкают они сейчас кровью и что лекарь сказал, мол, на комедийское умельство никогда более пригодны не будут, то и самому магистру, окольничий, укажи, чтобы голодом комедиантов не морил и с поденного корма, царевой казной им отпущенного, в карман свой басурманский не клал. Ибо лекарь сказал, что от того они нутром и ослабли… А были бы нутром неослабшие, то Алфимкину работу бы выдержали…
К Грегору я ездил и говорил то же самое. И он меня не бранил и ответил, что все равно на великий пост потех у государя не бывает. Пост сейчас в самом начале, и до мясоеда успеет он, магистр, комедиантов научить еще и лутших. А отроков со слободы смогу на это прислать ему, сколько пожелает.
О беглом же Родьке известий не имею. Отца его допрашивал, ничего не знает и он…
Висельник тот, Родька, от комедиантского своего звания уму непостижимо как в нети кидается, а вот портняжка поротый Куземка, который Товию молодого показывал, — сильно плачет в скорби нынче великой, что к комедиантству более пригоден не будет…
На благодетеля и заступника милость твою полагаюсь как всегда.