— Без Пулена меня бы уж давно не было в живых, дорогая мадам Сибо, — сказал Фрезье в ответ на жалостливый взгляд привратницы, — но он обещал вернуть мне здоровье.
Казалось, ему было не до рассказов своей клиентки, и она уже подумывала, что лучше с ним не связываться, раз он на ладан дышит, но тут бывший стряпчий вдруг перешел на деловой тон:
— Сударыня, когда речь идет о наследстве, прежде всего необходимо выяснить два пункта. Во-первых, стоит ли того наследство, чтобы им заниматься; и, во-вторых, каковы наследники; потому что если наследство — это трофей, то наследники — это противник.
Тетка Сибо рассказала об Элиасе Магусе и о Ремонанке и сообщила, что эти дошлые люди оценили собрание картин в шестьсот тысяч франков.
— А они его купят за эту цену? — осведомился бывший мантский стряпчий. — Потому что, видите ли, сударыня, люди деловые в картины не верят. Что такое картина? Может быть, кусок холста, цена которому сорок су, а может быть, живопись, цена которой сто тысяч! Но картины, которые ценятся в сто тысяч франков, известны наперечет, да и тут еще случаются ошибки, даже в самых прославленных собраниях! Рассказывали, что один богатый откупщик истратил миллионы на свою знаменитую картинную галерею, открытую для посетителей и воспроизведенную (да, воспроизведенную!) в гравюрах. Но вот он умирает, ибо в конце концов все умирают; и что же? — действительно ценных картин оказалось не больше чем на двести тысяч франков! Надо бы мне повидать ваших знатоков... А теперь перейдем к наследникам.
И Фрезье приготовился внимательно слушать. При упоминании о председателе судебной палаты г-не Камюзо он покачал головой и сморщил нос, и тетка Сибо сразу насторожилась; она попыталась понять выражение его противной физиономии, но не смогла ничего прочитать на этом непроницаемом лице.
— Да, сударь, — повторила тетка Сибо, — мой хозяин, господин Понс, — троюродный брат председателя судебной палаты господина Камюзо де Марвиля. Он по десять раз на день эту свою родню поминает. Первая жена господина Камюзо, торговца шелком...
— Которого недавно сделали пэром Франции...
— Была урожденная девица Понс, двоюродная сестра господина Понса.
— Значит, они в троюродном родстве.
— Ни в каком они больше не в родстве, потому как они поругались.
Господин Камюзо де Марвиль до своего переезда в Париж был в течение пяти лет председателем суда в Манте, где его не только не забыли, у него даже остались там известные связи; его преемник, член суда, с которым он сошелся ближе всего в свою бытность в Манте, до сих пор еще председательствовал в суде и, само собой разумеется, знал Фрезье как свои пять пальцев.
— Известно ли вам, сударыня, — сказал стряпчий, когда поток красноречия тетки Сибо истощился и она сомкнула словоохотливые уста, — известно ли вам, что главным вашим противником будет человек, во власти которого казнить и миловать?
Привратница подпрыгнула на своем стуле, словно кукла на пружинке, неожиданно выскочившая из коробочки.
— Не волнуйтесь, сударыня, — успокоил ее Фрезье. — Ваша неосведомленность вполне понятна; откуда вам знать, кто такой председатель той камеры при парижском Королевском суде, которая специально занимается привлечением к суду, но вам следовало бы знать, что у господина Понса есть законный наследник. Господин председатель суда де Марвиль — единственный наследник вашего больного, но он приходится ему троюродным братом по боковой линии; следовательно, господин Понс имеет законное право поступить со своим достоянием, как ему заблагорассудится. Вы, вероятно, не знаете и того, что полтора месяца тому назад дочь господина Камюзо вышла замуж за старшего сына графа Попино, пэра Франции, бывшего министра земледелия и торговли, одного из самых влиятельных политических деятелей нашего времени. Это родство делает господина Камюзо еще опаснее, чем занимаемая им высокая судебная должность.
При этих словах тетка Сибо опять вздрогнула.
— Да, он может вас упечь куда угодно, — продолжал Фрезье. — Ах, сударыня, я вижу, вы не знаете, что такое красная тога пэра Франции! Я никому не пожелаю вооружить против себя и самую обыкновенную черную судейскую тогу!.. Вот хотя бы я, сижу здесь — нищий, облезлый, чуть живой, а все потому, что, сам того не зная, задел мелкую сошку — провинциального прокурора! Меня вынудили себе в убыток продать контору, и я еще счастлив, что сам ноги унес, хотя потерял все, что имел! Если бы я попытался бороться, адвокатская практика была бы для меня закрыта. И знайте, что председатель суда господин Камюзо — это еще полбеды, но, видите ли, у него есть супруга!.. И если бы вы встретились с этой женщиной лицом к лицу, вас бросило бы в жар и в холод, словно вы уже на ступеньках эшафота, волосы встали бы у вас дыбом. Супруга председателя суда мстительна, она десять лет будет строить против вас козни и в конце концов добьется вашей погибели! Муж волчком вертится, только бы ей угодить. По ее вине кончил жизнь самоубийством в Консьержери очаровательный юноша; из-за нее поседел как лунь некий граф, которого обвинили в подлоге. Она чуть не добилась опеки над видным вельможей при дворе Карла Десятого. Наконец, по ее проискам отрешили от должности прокурора господина де Гранвиля...
— Того, что жил на улице Вьей-де-Тампль, на углу улицы Сен-Франсуа? — спросила тетка Сибо.
— Того самого. Говорят, она хочет сделать своего супруга министром юстиции, и я уверен, что она этого добьется... Если бы ей вздумалось отправить нас обоих в тюрьму или на каторгу, то я, хоть я и невинен, как новорожденный младенец, взял бы паспорт и уехал в Соединенные Штаты... я слишком близко знаком с правосудием. А для того чтобы устроить брак своей единственной дочери с молодым виконтом Попино, который, как говорят, унаследует состояние вашего домовладельца, господина Пильеро, госпожа Камюзо отдала все, что у нее было. Теперь председатель суда с супругой вынуждены жить на жалованье. И вы полагаете, сударыня, что при подобных обстоятельствах супруга председателя суда может пренебречь наследством вашего господина Понса? Да я лучше соглашусь подставить грудь под пулю, чем вооружить против себя такую женщину...
— Да ведь они разругались, — заметила тетка Сибо.
— Ну и что же? — возразил Фрезье. — Тем более. Уморить родственника, который тебе надоел, уже кое-что, а вот получить после него наследство — это настоящее удовольствие!
— Но старик ненавидит своих наследников; он то и дело твердит, что родственники, — я и имена их запомнила: господин Кардо, господин Бертье и другие еще, — что они утопили его, как паршивого котенка.
— Так вы хотите, чтобы вас тоже утопили?
— Господи боже мой! — воскликнула привратница. — Правду говорила мадам Фонтан, что на моем пути встретится много помех, но она сказала, что мое дело выгорит...
— Послушайте, сударыня, я допускаю, что вы можете заработать на этом деле тысяч тридцать франков; но о наследстве забудьте и думать... Вчера вечером мы с доктором Пуленом говорили о ваших делах...
Тут тетка Сибо опять подскочила.
— Что с вами?
— Да чего же ради я тут трещала, как сорока, раз вы мое дело знаете?
— Мадам Сибо, я знал ваше дело, но я совсем не знал, кто такая мадам Сибо! Что клиент — то свой норов...
Тут тетка Сибо бросила на будущего своего советчика странный взгляд, в котором ясно отразилось все ее недоверие, и Фрезье поймал этот взгляд.
— Продолжаю, — сказал он. — Итак, вы порекомендовали нашего общего друга Пулена старику Пильеро, двоюродному дедушке графини Попино, и это дает вам право на мою искреннюю преданность. Пулен каждые две недели навещает вашего домовладельца (заметьте это!) и узнал все эти подробности непосредственно от него. Сей ушедший на покой негоциант был на свадьбе своего внучатного племянника (ведь он дядюшка с наследством, тысяч пятнадцать дохода у него, конечно, есть, а последние двадцать пять лет он живет, как монах, он и тысячи экю в год не тратит...) и сам подробно рассказал Пулену про этот брак. По его словам, виноват в ссоре ваш старик музыкант, который из мести хотел опозорить семью председателя суда. Надо выслушать и другую сторону. Ваш больной уверяет, что он ни в чем не виноват, но в свете его считают отпетым негодяем.