12. Стрельба во мраке
К вечеру небо затянуло тучами, и на участке Тулумбасова уже к девяти часам вечера стоял полный мрак. Михаил Михайлович сидел в роще под гигантским хвощом-каламитом и прислушивался. Ипполит Ионыч расположился посреди участка, в густой крапиве. В доме светилось окошко кабинета. Иногда по занавеске проходила тень профессора. Мария Семеновна демонстративно ушла в кино, сразу на два сеанса.
Охотники были людьми опытными, храбрыми, привыкшими ко всяким неожиданностям, но в этот вечер им было жутковато. И старому, и молодому все время слышались непонятные звуки…
Вот слабо скрипнула калитка, но никто не прошел по дорожке к дому. Вот, кажется рядом, зашуршала крапива — уж не змея ли ползет? Ипполиту Ионычу даже почудилось, что кто-то во мраке пыхтит, как после долгого бега. Он не выдержал и, обойдя дом, подошел к Михаилу Михайловичу:
— Ну, как?
— Иди, братец, на место, иди! — сердитым шепотом ответил толстяк.
Что будешь делать? Ипполит Ионыч, мелко семеня, побежал в свое гнездо. И вдруг его будто дернуло за ноги. Он упал носом в траву и с перепугу нажал на спуск. Грянул выстрел…
— В кого? В кого? — подскочил к нему Михаил Михайлович.
Хлопнула дверь и, путаясь в халате, выскочил Тулумбасов.
— Убили? Убили? — встревоженно спрашивал он.
— Нет, нет, Никодим Эрастович, — вкрадчиво объяснял Ипполит Ионыч. — Просто я споткнулся, упал, ну и выстрелил… в березу, кажется.
— Эх! — махнул рукой Михаил Михайлович и зашагал на свой пост, в рощу.
Никодим Эрастович только тяжело вздохнул и, подобрав полы халата, вернулся в кабинет.
После гулкого выстрела стало особенно тихо. Ипполит Ионыч, порядком сконфуженный, сидел в крапиве и ему вновь чудилось то чье-то дыханье, то тихий смех.
Так прошло два часа. Михаилу Михайловичу очень хотелось закурить, но он стойко боролся с искушением и не выпускал из рук ружья. Упираясь спиной в упругий ствол каламита, глядел в темно-серое небо. И он дождался. Звонкие, радостные свистки раздались над его головой.
— Он, — беззвучно сказал Михаил Михайлович и поднял ружье, прицеливаясь в мерцающий зеленоватым светом контур кузнечика. В ушах его звенело.
Кузя веселился, найдя родную рощу.
Старый охотник нажал на спуск… щелк! Выстрела нет. Осечка?
Михаил Михайлович «переломил» двустволку… патронов не было! Ружье кто-то разрядил!
Он положил руку на пояс, ища патронташ. Но патронташа не было…
— Ах, черт! — удивился охотник. — Он у меня расстегнулся и упал, когда я подпирал спиной этот хвощ!
Пока он шарил в темноте по черной сырой земле, прибежал Ипполит Ионыч.
— Что же вы? Что же вы не стреляли? — повторял он, стоя над копошащимся во мраке Михаилом Михайловичем.
— Стреляйте, стреляйте сами! — торопил старый охотник. — Потом объясню. Стреляйте!
Ипполит Ионыч прицелился и нажал на спуск. Щелк!
— Это я… забыл снова зарядить. Я же выстрелил, когда упал, — объяснял он, торопливо заряжая ружье.
— Скорее! — торопил Михаил Михайлович.
А Кузя, будто издеваясь над охотниками, вдруг замолчал и, одним прыжком перемахнув дачу, уселся на березу в другом конце сада.
Ипполит Ионыч опрометью кинулся обратно, к своему месту. И, опять споткнувшись о невидимую веревку, шлепнулся носом в крапиву, вкатив заряд в ближайшее дерево.
Кузя замолк и «потух». Или улетел.
Когда перестало звенеть в ушах, охотникам почудилось, что кто-то у забора негромко позвал:
— Кузя! Ко мне, Кузя!..
13. Кузя совершает подвиг
— Опять ты за мной увязалась! Иди сейчас же домой! — сердито покрикивала Люда.
— Не хочу домой. Дома скучно. Хочу с тобой, — ныла Муська, семеня следом за сестрой.
Люда спешила на взморье. Ей не терпелось узнать от мальчишек, чем кончилась вчера вечером «операция Кузя».
— Ладно, иди уж, но помни: мне с тобой играть некогда — у меня важные дела.
— Я не буду мешать, я буду смотреть на лодочки, — тянула Муська.
Люда успела вовремя. Гоша, оставив Кузю пастись в кустах, рассказывал ребятам, как он подполз к палатке охотников и разрядил ружье Михаила Михайловича.
— Тьма такая, что я чуть не заблудился в крапиве. Вижу, толстый пошел за чайником, а ружье поставил у входа в палатку. Я его разрядил, да еще в ствол всякой гадости напихал…
— А я со Славкой веревку натянул поперек дорожки, — перебил Сережка. — Как он брякнется! Ружье бабах! Я даже струсил маленько. А вдруг в Славку выпалил? Но вижу — ничего. Славка цел. Тогда мы опять протянули веревку. Только Славка так пыхтит, когда ползет…