Второй сын Пенелопы родился в августе. Его назвали Генри. Это был милый малыш, и она очень к нему привязалась. К тому времени, как Пенелопа вернулась в Лондон, положение Франчески стало невыносимым. В январе она ожидала ребенка. А был уже октябрь. Робин был поглощен планированием военной кампании во Франции. Он собирался направить английскую армию к лидеру гугенотов Генриху Наваррскому, чтобы помочь ему в войне с католиками. Робин не мог себе позволить лишиться расположения королевы на пороге таких событий. Оставалось только ждать. Пенелопу снедали мрачные предчувствия.
Однажды ее позвали на карточный вечер во дворец Блэкфрайарз. Она сразу почувствовала, что атмосфера накалена до предела. В течение пяти минут четыре человека сказали ей, чтобы она немедленно шла в личные покои королевы, так как ее величество за ней уже посылала. Пенелопа поднялась по лестнице. Еще не дойдя до верхней галереи, она услышала тот ужасный голос, который придворные называли тюдоровским. Стражники расступились, и Энтони Килигрю, камердинер ее величества, ввел ее в королевские покои.
Войдя в комнату, Пенелопа увидела Робина, стоявшего на коленях со склоненной головой. А королева, бледная как смерть, сверкая бриллиантами, рвала и метала...
– ...И вы полагаете, что можете приползти ко мне за милосердием! Что-то слишком часто вы себе стали это позволять! Подлый вероломный предатель! Вы пожалеете, что родились на свет!
На глаза королеве попалась Пенелопа, и мишень для брани поменялась:
– А, еще одно волчицыно отродье! Что скажете? Вы помогали ему покрыть себя позором?
Пенелопа молча упала на колени.
– Ну, отвечайте же! Вы потворствовали этому браку? Вмешался Робин, произнеся почти шепотом:
– Я уже говорил вашему величеству, что ни мой брат, ни моя сестра ничего не знали об этом.
– Придержите язык, я разговариваю с вашей сестрой. Пенелопа, как долго вы знали правду?
– Я узнала об этом в июле. – Пенелопа была слишком испугана, чтобы лгать.
– В июле, а сейчас октябрь. Целых пять месяцев! Вы являетесь одной из моих приближенных – как смели вы утаить правду? Вы забыли свой долг?
Ответ напрашивался сам собой, и Пенелопа не знала, что делать. Наконец, она смогла выдавить из себя, что полагала, будто брак ее брата – его личное дело. Королева приказала ей не дерзить. Пенелопа и не думала дерзить и уставилась в пол, а над ее головой, словно хлыст, свистели слова:
– Я вижу вас насквозь, вы настоящая дочь своей матери, вы непокорная и своенравная. Вы ставите верность этому человеку выше верности монархии. А что, если я по-настоящему унижу вас, леди Рич? – Тонкие пальцы с силой вцепились Пенелопе в плечо. – Посмотрим, как вы запоете после отдыха в тюрьме Флит.
Королева толкнула ее так, что Пенелопа едва не опрокинулась, а затем она повернулась к Робину:
– А что касается вас, Эссекс...
Некоторое время спустя Пенелопа, сочтя это безопасным, поднялась с колен и присоединилась к придворным, стоявшим у стены. Она так дрожала, что едва держалась на ногах. Лорд-адмирал военно-морского флота подвинулся и дал ей место, бормоча при этом, что не понимает, за какие грехи он оказался сейчас здесь. Бедный лорд Хоуард, он всегда впутывался в какие-нибудь неприятности.
Королева продолжала бушевать. По визгливым нотам в ее голосе и по потускневшему взгляду придворные определили, что она полностью потеряла контроль над собой. Им волей-неволей пришлось наблюдать ужасное зрелище: измученная, осунувшаяся пятидесятисемилетняя женщина изо всех сил кричала на своего красивого молодого фаворита – из-за того, что он предпочел естественные радости семейной жизни изнурительному служению ее величеству. Она была жалка и нелепа.
Робин не двигался и молчал. Все время, пока она говорила, он не пошевелил и бровью. Безумная брань сменилась более обстоятельным, но ничуть не более приятным разбором его характера. Ничто не было забыто, даже то, что королева, казалось, давно ему простила и о чем не вспоминала. Робин слушал, не пытаясь оправдать или защитить себя. Лишь один раз он открыл рот для вежливого протеста, когда королева стала в резких выражениях описывать бедность Франчески, ее низкое происхождение и под конец заявила, что Франческа абсолютно не годится в жены главе дома Деверо.
– Ваше величество, женщина, которую я взял в жены, – дочь государственного секретаря королевства и вдова сэра Филиппа Сидни...
– Я повторяю: она не для вас! Такой унизительный союз должен быть признан недействительным. Берли, нет ли у нас статута, запрещающего знати вступать в брак с простолюдинами?
– Нет, ваше величество, такого закона у нас нет, – тщательно подбирая слова, ответил Берли.
– Что ж, надо с этим разобраться. Пошлите кого-нибудь за леди Сидни...
– Леди Эссекс, – поправил ее Робин.
Пенелопа затаила дыхание. Королева прошипела невнятное проклятие, схватила со стола шкатулку из слоновой кости и швырнула ее в Робина, напоминавшего каменное изваяние. Шкатулка пролетела над его головой, едва его не задев.
– Это одно и то же, – произнесла она, скривив губы.
– Вы сказали это специально, чтобы спровоцировать меня...
– Ваше величество, это не так. Говорю об этом громко, хотя уже пострадал от справедливого гнева вашего величества.
– Значит, вы признаете, что мой гнев справедлив? – прищурилась королева.
– Ваше величество, я не вижу ничего плохого в том, что я женился. Мой грех в том, что я сделал это тайно и долго скрывал это от вашего величества. И я могу лишь просить ваше величество о милосердии.
– Обман – ваше самое сильное оружие, – ответила она. – Эссекс, я верила вам, осыпала вас своими милостями. Это ваша благодарность?
Он поднял голову и посмотрел на нее. Именно таким был его взгляд, когда, больше четырех лет назад, Лейстер впервые привез его во дворец. Пенелопе показалось, что в глазах у него стояли слезы.
Королева заметила придворных и, окинув всех взглядов, сказала:
– Хватит стоять и глазеть. Все свободны.
Не прошло и минуты, как придворные исчезли, оставив Робина наедине с королевой.
Пенелопа и Дороти направились к его апартаментам, самым роскошным во дворце. Его слуга Энтони Бэгот был занят печальными приготовлениями: он собирал то немногое, что могло понадобиться хозяину в тюрьме. Энтони не расставался с Робином с тех пор, как их вместе послали в Оксфорд. Им тогда было по десять лет. Женщины молча сидели и смотрели на этого преданного слугу, слишком расстроенные, чтобы разговаривать.
Робин вернулся через час. Он шел как лунатик, почти валясь с ног от нервного истощения. Упав в кресло, он закрыл глаза и сказал:
– Ты была права, Пенелопа. Так, как сегодня, не было еще никогда.
К приходу хозяина Энтони подогрел красное вино. Он налил его из кувшина в серебряный кубок, подал Робину:
– Выпейте вина, милорд. Это подкрепит ваши силы.
– Спасибо, Энтони. Ты всегда знаешь, что мне нужно. – Робин глотнул горячего вина и, немного оживившись, сказал сестрам: – Извините, что вам пришлось вынести этот ужас. Я, призванный вас защищать, втянул вас в эту катавасию.
– Не переживай за нас, Робин, – сказала Дороти. – Что будет с тобой? Она уже объявила свое решение?
Робин поставил кубок.
– Да. Она оставила мне мою официальную должность и приказала продолжать служить Англии. Но я больше не вхож к ее величеству. – Его голос дрожал. – Она напомнила мне о деньгах, которые я ей должен, и выразила желание, чтобы я погасил долг в ближайшее время. Мне запрещено жить вместе с женой, появляться с ней на людях или привозить ее ко двору.
– Запрещено жить с ней?! – воскликнули сестры.
– Скорее наоборот – ей со мной. Ей не разрешается появляться ни в Уонстеде, ни в Эссекс-Хаус. – Он едва заметно улыбнулся, впервые за все время. – Я не знаю, смогу ли я видеться с Франческой так же часто, как раньше.